Телепорт

На второй день, собрав все останки, которые смог, я выпустил в водоем три ведра солнечника, два ведра мелких сомов и четыре ведра речных раков. Когда я покупал рыбу, стиллуотерский продавец наживки прочел мне целую лекцию о донном ужении. Я внимательно его выслушал и поблагодарил. Я очень надеялся, что рыба и раки подберут все, что не подобрал я. Вот она, биоремедиация от Дэвида Райса.

Собранные мной останки террориста я сложил в оцинкованное корыто и три дня спустя подбросил в Ларнаку на рулежную дорожку. Даже накрыл прозрачным полиэтиленом, чтобы защитить от мух. Хотел оставить записку, объяснив, что террориста погубила своя же взрывчатка, но подумал, что лучше без объяснений. Решат, что это я с ним расправился, – отлично. Может, это следующего террориста остановит.

А кто убрал со взлетно-посадочной полосы мамино тело?

Каждую ночь, когда я плакал, Милли обнимала меня.

17

Много споров разгорелось вокруг видеоматериалов, запечатлевших меня на крыле «Боинга-727». Материалы подготовили два разных информагентства, поэтому кое-кто заподозрил сговор. В тех роликах даже с максимальным увеличением просматривалась только моя спина. Через три дня после угона нашли оцинкованное корыто, и споры разгорелись с новой силой.

«Нэшнл инквайрер» выдвинул следующие версии – НЛО, призрак Элвиса, новая антитеррористическая диета.

Много писали о корыте американского производства. Кто-то заподозрил пытки, но кипрские судмедэксперты заявили, что смерть наступила от взрыва, а впоследствии труп находился в пресной воде. Тут же вспомнили промокших угонщиков самолета «Эйр Франс». В эфире снова появились материалы, связанные с тем угоном, и довольно бестолковое интервью со стюардессой самолета «Пан Американ». Я снова задумался: существуют ли прыгуны, кроме меня, и смотрят ли они новости.

В субботу, через неделю после угона, я прыгнул в станвиллскую «Дэйри куин» и заказал рожок в шоколаде, семьдесят три цента. Вот, пожалуйста, и возьмите салфетку. Я перешел через дорогу к городской площади и сел на скамейку с облупленной зеленой краской. На сером снегу отпечатались следы, ветра не было, небо затянули тучи, мороз не чувствовался. Из баптистской церкви по двое-трое выходили люди. Вдруг от одной такой группы отделилась девушка и направилась ко мне.

– Эй, мы знакомы!

Я приготовился прыгнуть, но тут же ее узнал. Это же Сью Киммел, девушка, которая устраивала вечеринку. И затащила меня к себе в спальню.

– Да, мы знакомы, – подтвердил я и смутился. – Ну… как колледж?

Сью засмеялась, в ее невеселом смехе сквозила боль.

– С колледжем не получилось. Летом попробую снова.

– Очень жаль. А в чем проблема? – спросил я и спохватился: черт, ей вряд ли хочется об этом говорить.

Сью села на край скамейки, не слишком далеко от меня, не слишком близко, и вытянула ноги. Руки она засунула глубоко в карманы.

– В выпивке. Моя проблема в выпивке.

Я заерзал: стало совсем неловко.

Сью подняла подбородок и показала на церковь:

– Вот, возвращаюсь со встречи «Анонимных алкоголиков». Я только месяц как из «Ред пайнс» выписалась.

«Ред пайнс» – так называлась наркологическая клиника на окраине Станвилла.

Сью содрогнулась:

– Лечиться сложнее, чем я думала.

Я подумал о своем отце с бутылкой скотча.

– Надеюсь, у тебя получится.

– Должно получиться, – с улыбкой проговорила Сью и посмотрела на мой полусъеденный рожок. – Господи, какой аппетитный! Съешь со мной еще один?

– Я кофе выпью.

Сью посмотрела на церковь:

– А я упилась кофе. На встречах «Анонимных алкоголиков» он рекой льется.

Мы вернулись в «Дэйри куин», я купил Сью рожок, а себе – маленький кофе. Мы устроились в угловой кабинке, и я прижался спиной к стене.

– У тебя ведь отец – алкоголик?

Меня удивил вопрос Сью, но еще больше – свое первое побуждение защитить его.

– Да, так и есть.

– В прошлом месяце он приходил на две встречи «Анонимных алкоголиков», но не досиживал даже до начала. Выглядел ужасно, словно у него трясучка. Оба раза со встречи он отправлялся в таверну Джила, его там видели. Для алкоголика со стажем самолечение чревато гибелью. Ты в курсе?

– Нет, не в курсе, – покачал головой я.

– Альдегиды замещают нейромедиаторы, и, если резко бросить пить, остаешься без передатчиков нервного импульса, без химических искорок. Такой человек бьется в судорогах и умирает. Ты часто видишься с отцом?

– Нет, – ответил я. – Не часто.

– Ему нужно лечиться. По-моему, он сам это понимает, но не может сделать последний, самый трудный шаг.

Я промолчал, хлебнул кофе, потом спросил:

– Что заставило тебя обратиться за помощью?

– Многое, – смущенно ответила Сью. – Заначки спиртного. Пьянство в школе. Галлюцинации. Ну, как на вечеринке, когда ты приходил. Ты ведь приходил ко мне на вечеринку?

– Да.

– Вот, и мне почудилось, что ты вылетаешь из окна ванной.

Я уставился на Сью.

– Не смотри на меня так. Я понимаю, что это безумие.

У меня загорелись уши.

– В общем, я хочу извиниться за то, как вела себя тем вечером. Я была сильно пьяна. Сейчас мне приходится много извиняться. Мы называем это «Девятым шагом».

Я аж кофе подавился. «Девятый шаг»?