— Вот и хорошо, — лёгкий акцент в его голосе всё же чувствовался, — И давайте без официоза. Обращайтесь ко мне по имени-отчеству. Мне так привычнее. К тому же вы не мой подчинённый, так что субординация при этом не пострадает, — Берия придвинул к себе лежащую чуть сбоку папку и открыл её, — Мне передали ваши предложения по самолёту дальнего радиолокационного обнаружения. Я посоветовался со специалистами и они в один голос утверждают, что судя по описанию и тактике применения, такой самолёт уже где-то кем-то построен и применяется в реальных боях. Мы склонны были думать, что вы подсмотрели такой у англичан, когда были в Англии в командировке. Однако разведка не подвердила наличия такого самолёта в Королевских ВВС. Так откуда это, товарищ Копьёв? — Берия выразительно прихлопнул ладонью по папке.
— Такого самолёта у англичан нет, — начал я свою речь, — Во всяком случае я ничего подобного не видел. Идея же использовать тяжёлый бомбардировщик в качестве летающего радара пришла мне после беседы с командиром прикомандированного нам на Ленинградском фронте расчёта станции РУС-2с. Он как-то обмолвился, что если его машины поднять в воздух на воздушном шаре, то зона обнаружения существенно увеличилась бы. Вот тогда я и подумал, а что если использовать не воздушный шар, а подходящий самолёт. Так и родилась идея.
— Почему именно этот самолёт?
— Грузоподъёмность, Лаврентий Павлович и большой запас топлива, позволяющий находиться в воздухе продолжительное время. Плюс возможность создать нормальные рабочие условия для расчёта РЛС и пункта управления.
— Вы так хорошо знаете характеристики предлагаемого вами бомбардировщика? По моим данным вы никогда не встречались с такими машинами, — взгляд наркома стал подобен рентгену.
— Со мной в одной палате лежит майор Калужный, командир экипажа Пе-8. Вот с ним я и консультировался, — пусть идут проверят. Я действительно обсуждал с Николаем возможность использования тяжёлого бомбардировщика в качестве летающего командного пункта, правда без подробностей вроде установки на него радара.
— Ну, допустим, — Берия чуть заметно прищурился за стёклами пенсне, — Но вот здесь есть подробно проработанная тактика применения. Специалисты сказали мне, что разработать такое мог только человек, имеющий как минимум военное академическое образование. Да и предложенные вами схемы подразумевают высшее инженерное образование. Как вы это объясните?
— Никак, Лаврентий Павлович, — я пожал плечами. — Я просто всё хорошо детально обдумал.
— Возможно вы и впрямь уникум, майор, — Берия снял пенсне и потёр пальцами переносицу, — Думаю вам надо встретиться со специалистами, которые работают над вашими предложениями. Вас проводят, Илья Андреевич, — нарком закрыл папку и отложил её на угол стола, давая понять, что разговор окончен.
В кабинете, куда меня проводили, над столом, на котором были разложены какие-то чертежи и схемы, в задумчивости стоял мужчина лет сорока, в круглых очках и с густой шевелюрой, зачёсанной назад.
— Ага! — он вскинулся, едва я с сопровождающим вошёл, — Это, как я понимаю, и есть тот самый возмутитель спокойствия?
Мужчина оказался Иосифом Фомичём Незвалем[61], главным конструктором Казанского авиазавода, который и выпускал бомбардировщики Пе-8. Его вызвали из Казани, чтобы он дал оценку моим предложениям. Моя идея его крайне заинтересовала. Под таким углом вопрос ещё никто не рассматривал. Почти четыре часа мы с ним беседовали, спорили, черкали прямо по привезённым им с собой чертежам и схемам. Расстались оба довольные. Что-то подсказывало мне, что в скором времени по крайней мере один самолёт ДРЛО у нас в ВВС появится. Незвалю ещё предстоял разговор с Берией и разработчиками РУС-2, а я отправился обратно в госпиталь. Голова от всех сегодняшних похождений что-то разболелась.
Выписали меня из госпиталя в последних числах мая 1942 года. Врачи настаивали на отправке меня в санаторий ВВС для продолжения лечения, но я смог настоять на своём. Правда клятвенно пообещал, что в ближайшее время буду паинькой и в бой не полезу. Тем более эскадрилья продолжала осваивать новую технику, а именно те самые «Аэрокобры», которые я привёз из Англии.
Пока лечился успел отправить Свете в Ленинград шесть писем и получил в ответ четыре. Я писал, что скучаю по ним, что всё у меня отлично, быстро иду на поправку. Она в ответ тоже старалась меня подбодрить, но я то прекрасно знал, каково им там, в осаждённом городе. Боже, как же я соскучился.
В штабе ВВС, куда я отправился прямиком из госпиталя, получив соответствующее направление, меня сразу отвели к новому главкому и моему уже старому знакомому генерал-лейтенанту Александру Александровичу Новикову, с которым мы хорошо сработались на Ленинградском фронте и который занял пост главкома ВВС РККА вместо снятого с должности и переведённого на Дальний Восток Жигарева.