Техник – ас

— Слышно, — вступил в разговор Данилин, — Корнет сейчас в санатории ВВС долечивается. Надеется встать в строй, хотя врачи и думают иначе. Что-то там у него не важно со здоровьем, могут и списать.

— Слушай, Олег, — я едва не хлопнул себя по лбу. Обрадовался встрече и совсем обо всём забыл, — Передай по своему ведомству вот эти две тетради, — я достал из тумбочки обе тетрадки. — Я тут кое-что набросал от нечего делать. Пусть покажут специалистам, может что-то стоящее получилось.

— Да едрён-батон! (во, моё словечко уже в народ пошло), — Гайдар аж вскочил на ноги, — Я же о самом главном забыл. Тебе же письмо просили передать, — он достал из командирской сумки конверт и протянул его мне, — Эх, заставить бы тебя плясать, да плясун из тебя сейчас ещё тот.

— Должен буду, — буркнул я, пытаясь открыть конверт. Руки, почему-то, не слушались. Наконец мне удалось извлечь исписанный аккуратным девичьим почерком тетрадный листок.

— Ну мы это, пойдём, — Гайдар с Данилиным понимающе переглянулись и встали, — Ребята тут тебе, командир, гостинцы собрали. Вот, — Аркадий поднял с пола не замеченный мной вещмешок и положил в ноги на кровать, — Ты давай поправляйся. Ждём тебя. Мы по возможности ещё заглянем к тебе.

Как ушли Гайдар с Данилиным и вернулись в палату «курильщики» я просто не заметил. Я не читал письмо, я буквально пил его строчки и не мог напиться. Вроде ничего особенного в этом письме не было, но тепло от него согревало душу.

Света писала, что всё у них хорошо, письмо моё она получила. Ребята обеспечили их с Катюшкой продуктами надолго. Желала мне поскорее поправиться. Передавала приветы от Катюшки и Евдокии Александровны и в самом конце внизу письма; «Люблю. Целую. Жду и скучаю. Твоя Светлана.» А на обратной стороне письма от Катюшки рисунок. Цветы, красный флажок и самолёт с красными крыльями.

— Слушай, писарь, — ко мне на кровать подсел танкист, — а это кто был?

— Да это наши, штабные, — отшутился я, — По случаю проездом в Москве, вот и навестили. Гостинцы вон передали.

Гостинцы пришлись всем по вкусу. Колбаса, солёное сало, несколько банок тушёнки и несколько плиток шоколада. На самом дне обнаружилась фляжка с приятно булькнувшим содержимым. Фляжку сразу припрятали. Вечерком можно будет пустить её по кругу, благо закуска есть. Не забыли в гостинцы положить и кисет с отличным табачком и несколько пачек с папиросами. Явно работа Кузьмича. Чувствуется его хозяйственная рука. Знает, что я не курю, но так же знает, что в госпиталях с куревом плоховато, вот и сделал подарок всем болезным.

Плитка шоколада в подарок дежурной медсестре позволила нам спокойно посидеть после отбоя. Во фляжке оказался превосходный коньяк. Говорите, что закусывать коньяк салом и колбасой это моветон? Да ничего подобного. Всё пошло как родное. Засыпали все довольные и умиротворённые.

Провалялся в госпитале я в общей сложности три месяца. За это время моё инкогнито было раскрыто. Однажды утром на пороге палаты появился Данилин.

— Собирайся, поехали. С тобой хотят поговорить. Врачи разрешили ненадолго отлучиться из госпиталя.

— Вот прям так ехать? — я рукой показал на больничную пижаму. К тому времени я уже ходил вполне нормально, лёгкое почти не болело, но вот шея упорно не хотела нормально поворачиваться. Хорошо хоть бандаж с неё сняли, а то надоела эта жутко неудобная штуковина просто дико. А вообще мне неимоверно повезло, что осколок всего лишь впился в позвонок, но не разбил его.

— Обижаешь, командир, — он махнул кому-то за дверью рукой и в палату занесли новенькую форму со всеми моими наградами. Надо было видеть лица и отпавшие челюсти моих сопалатников, когда я переоделся и повернулся к ним, так сказать, фасадом. Это то, что называется полнейшее охренение.

— Вспомнил! — Калужный хлопнул себя по лбу ладонью, — Писарь говоришь? И сколько сбитых у этого писаря?

— Ровно сотня, Коль.

— А что ты нам здесь цирк устраивал и штабным назвался?

— Да вначале вроде как шутка была, а потом как-то случая не было, — я виновато пожал плечами, — Вы уж извините меня, мужики.

Отвезли меня в хорошо знакомое любому здание на Лубянке или, как она сейчас называется, площадь Дзержинского. Пройдя несколько постов мы остановились у двери приёмной. Данилин молча кивнул мне на дверь, а сам сделал пол шага назад. Понятно, дальше идти одному.

Берия на меня особого впечатления не произвёл, хотя взгляд у него да, колючий. А так, если не знать кто он такой, то его можно было бы принять за обыкновенного чиновника. Хотя, пожалуй, в стране нет такого человека, который не знал бы в лицо или по фото в газетах, этого человека.

— Проходите, товарищ майор, присаживайтесь, — Берия кивком показал на стулья, стоящие вдоль большого стола для совещаний, — Мне доложили, что вы ещё не совсем отошли от ранения. Как вы себя чувствуете?

— Благодарю, товарищ нарком внутренних дел, уже лучше.