Тебе посвящается

Обвинялись Шустиков и Костяшкин в том, что за не­сколько дней до Нового года, в десять часов вечера, на 2-й Мещанской улице ограбили гражданина Куницына. Сам гражданин Куницын, низенький человек лет пяти­десяти, показал, что два молодых человека остановили его, когда он шел домой, и попросили дать им денег. По словам потерпевшего, он вначале решил, что молодые люди по какому-то недоразумению оказались без денег на проезд, и протянул им рубль. Но в ответ на это один из молодых людей (гражданин Куницын указал на Шусти­кова) выразился совершенно нецензурно и потребовал от­дать все деньги, какие имелись у него в наличности.

– Я подчеркнул, – продолжал гражданин Куни­цын, – что предложенный рубль составляет в настоящую минуту все мое достояние. Тогда, по знаку Шустикова, Костяшкин вынул складной нож. Угрожая им, меня за­ставили свернуть в безлюдный переулок.

В безлюдном переулке Костяшкин угрожал ножом гражданину Куницыну, в то время как Шустиков снял с него часы марки «Победа». По мнению потерпевшего, вдохновителем преступления явился Шустиков, хотя хо­лодное оружие находилось в руках «другого молодого че­ловека».

И Шустиков и Костяшкин сознались в преступлении. Они рассказали, что им необходимо было отдать карточ­ный долг. И, чтобы добыть деньги, «пришлось» – так ска­зал Шустиков – идти на грабеж.

– И на Новый год ни копейки не было, – вставил Костяшкин.

Может быть, это была мысль вслух; может быть, он приводил смягчающее обстоятельство.

Перед судом прошли те, кому подсудимые вернули долг, продав часы гражданина Куницына в скупочный пункт. Они были вызваны сюда в качестве свидетелей. Первый из них был щегольски одетый человек средних лет, который ахал, что случилась такая беда, стыдил подсудимых и уверял, что Шустиков мог повременить с возвратом денег до тех пор, пока смог бы их заработать честным трудом. Сам он, впрочем, не трудился и имел су­димость за мошенничество. Второй свидетель не строил из себя благородного человека. Он, видимо, был сильно напуган вызовом в суд, который неприятно приплюсовы­вался к двум приводам в милицию, бывшим у него рань­ше, и дрожал в самом буквальном смысле этого слова.

Прокурор спросил Шустикова:

– Когда вам случалось в прошлом проигрывать в карты – ведь это бывало с вами и раньше, не так ли? – где вы тогда доставали деньги?

– Родители нам давали небольшие суммы, – сказал Шустиков.

– Их хватало, чтобы расплатиться?

– Мне лично – да.

– Ему лично – нет! И мне лично – нет! – с неожи­данным ожесточением воскликнул Костяшкин, увидя, на­верное, в последнем ответе Шустикова попытку в чем-то отделить себя от него и увильнуть от одинаковой уча­сти. – Мы с ним – осенью это было – отбирали деньги у ребят поменьше, когда те из школы шли. Вон этот нам всегда помогал! – Костяшкин размашистым движением указал на второго свидетеля.

– Подтверждаете ли вы это? – обратился к Шустикову прокурор.

– Да. Я сам не сказал об этом, потому что это были совершенно незначительные суммы, – ответил Шустиков, снова употребляя строго научное слово «суммы», напоми­нающее школьные уроки арифметики и алгебры.

– Я говорил! – яростно шепнул Валерий Игорю.

– Ваш сын сделал хуже и себе и Леше! – зло ска­зала впереди женщина с крупным бледным лицом мате­ри Костяшкина.

– Может, за чистосердечное смягчат им, – точно оправдываясь, ответила та.

Затем, по просьбе защитника, суд допросил в качестве свидетеля Зинаиду Васильевну Котову.

Она сообщила, что в тот день, когда «это случилось», Шустиков и Костяшкин пробыли в школе до 9 часов ве­чера. Они находились в пионерской комнате и мастерили елочные игрушки.

Переход от самого невинного из занятий к довольно предосудительному был для Зинаиды Васильевны загад­кой.

– Я все-таки уверена: то, что ребята делали до девя­ти часов, характеризует их гораздо больше, чем то, что с ними случилось позже...

При этих словах встрепенулся потерпевший Куницын, справедливо желая, может быть, возразить, что «случи­лось» как-никак все-таки с ним...

Обращаясь к суду, Котова просила учесть явную не­преднамеренность преступления и позволить мальчикам вернуться в школу, где им обеспечено «благотворное вли­яние замечательного коллектива»...

Вслед за Котовой, также в качестве свидетеля, высту­пила Ксения Николаевна.

– Меня вызвали сюда для того, – сказала Ксения Николаевна, – чтобы я характеризовала подсудимых, двух учеников школы, где я работаю. – Она проговорила это медленно, с трудом. – Но не менее важно, по-моему, ха­рактеризовать и обстановку в восемьсот первой школе. Ее можно назвать только обстановкой показного благополу­чия. Чем же она характеризуется? Прежде всего боязнью уронить школу – некогда действительно образцовую – в глазах общественности. Именно эта боязнь стала у дирек­тора школы всепоглощающим, я бы сказала, чувством. Поэтому серьезнейшие недостатки в работе школы он ста­рался скрыть.

Если итог учебной четверти обещал быть неутешитель­ным, учителей побуждали завышать оценки учащимся, чтобы любой ценой добиться искомого – высокого средне­го процента успеваемости.