Он привел примеры из своей юности и из жизни в браке. Затем его энергия поугасла, и он посмотрел прямо на меня.
– Что теперь будем делать?
– В прошлый раз мы обнаружили то, что на своем жаргоне я называю глубинным патогенным убеждением, или ГПУ.
Я посвятил Амира в суть дела. Затем мы некоторое время пересматривали то, что случилось на прошлой сессии и что он подумал и почувствовал. Затем я сказал, что выйду из комнаты на пять минут и посмотрю, сможет ли он сформулировать свое ГПУ. Я вручил ему маркер, прикрепленный к планшету, и вышел. Слова должны прийти от сердца. Я не могу сказать их, он должен выразить это сам.
– Будь смелым и искренним. Не сдерживайся. Говори, как есть.
Через пять минут я вернулся. Он тихо сидел в кресле. Лист бумаги на планшете был весь исписан и исчеркан. Под этой путаницей слов он уверенно и четко написал (и я прошу прощения за его выражения):
Он посмотрел на меня и смущенно улыбнулся. Как будто появился новый Амир. Я улыбнулся в ответ. Он поднял руку. Я дал ему «пять».
– Ого, – сказал я.
– Да уж.
Он снова улыбнулся, на этот раз печально.
– А кто захочет, чтобы сволочь стала управляющим партнером?
Мы немного посидели в тишине.
– Ну ладно, – сказал я. – Даю тебе еще пять минут. Попробуй придумать лекарство. То, во что тебе хочется верить, даже если это еще не так.
Когда я вернулся, лист бумаги на планшете был чист. Амир стоял с взволнованным и задумчивым видом. Я подумал, что что-то случилось. Но тут он просиял, потянул на себя лист и написал вот что:
Я расхохотался и снова дал ему «пять».
Мы поговорили о том, как напоминать себе об этой новой, более реалистичной, полезной мантре. В своей типичной задиристой манере он сказал, что поставит ее на заставку смартфона.
Хотя для того, чтобы свыкнуться с этой позицией и воплотить ее в жизнь, требуется время, теперь, разрушив огромное бессознательное препятствие на пути Амира, мы могли вплотную заняться устройством его отношений.
Во время нескольких следующих сессий мы обсуждали дальнейший план действий. Он храбро решил открыться людям: объяснить, что он узнал на коучинге, извиниться и попросить дать ему второй шанс. Многие люди скептически отнеслись к этому, думая, что он прикидывается ради повышения. Другие были благосклонны. Со временем он проработал все «заинтересованные круги». Когда дело подошло к последней сессии, я заметил, что он не попытался наладить общение только с одним человеком. Это была Норма, секретарша с собаками, которая особенно его раздражала.
– Ну, она где-то третья по счету из моих ассистентов, – начал оправдываться он. – Зачем вообще…
Не успел он сказать «пытаться», как увидел мое выражение лица и засмеялся.
– Ладно, ладно, прекрати. Сделаю.
Он задумался.
– Знаешь, если честно, я избегал ее. Понятия не имею почему.
Я рискнул предположить:
– Она тебе кого-то напоминает?
– М-м-м, нет. Я не знаю людей, похожих на бедную старую Норму. Честно…
Он оборвал себя на полуслове и стукнул кулаком о подлокотник кресла.
– О господи. Ты прав. Господи. Моя чертова мамаша.
Мы подумали над этим.
Он потряс головой.
– Черт меня дери.
– Ты знаешь, что делать.
Через несколько дней Амир, впервые за все время довольно интенсивного коучинга, позвонил мне и оставил голосовое сообщение:
– Это я, Амир. Слушай, я это сделал. Я подошел к Норме, присел на край стола. Ее чуть инфаркт не хватил. Я улыбнулся, взял особенно мерзкую рамку с фотографией собак и спросил: «Кто у нас тут?» Она обалдела, но потом как давай рассказывать про их клички, возраст, любимую еду. Думал, она никогда не заткнется. Но потом она сказала: «Ой, что-то я заболталась, вам же надо работать, идите». Моя ассистентка так и вылупилась на нас. В общем, ты никогда не угадаешь, что, блин, случилось. Я просто перешлю тебе письмо. Хрена с два ты поверишь. Прочитай и перезвони мне».
Я зашел в почту и открыл его письмо. Его написала Элисон, нынешний управляющий партнер, которая отправила Амира на коучинг.