Тебе конец, хапуга!

– А ты садись, – приглашала гостеприимная старушка. – Я тебе сейчас чайку налью, только-только кипел. – Она сдернула полотняную салфетку с вазы, наполненной самодельными пирожками. – С вареньем они, из тех яблочек, что мы здесь своими руками выращивали. Эх, такой сад пропадет, – вздохнула пенсионерка, угощая гостя.

Моложавый гастарбайтер чувствовал себя все более комфортно. Вскоре он уже учил пенсионерку, как следует правильно заваривать зеленый чай, ведь все-таки у него на родине об этом знали куда больше, чем в России. Потекла мирная задушевная беседа. Каждому приятно, если его расспрашивают о родных местах, о близких людях и народных традициях.

Кто знает, случайно ли или по чьему-то злому умыслу сторож, которому было поручено охранять экскаватор, покинул этой ночью свой пост. Однако, как бы там ни было, случилось то, что случилось.

Мирно светилась веранда, где тридцатилетний азиат попивал чаи с пенсионеркой. Чуть слышно посвистывал ветер в ажурной стреле экскаватора. На дачном проезде вновь тихо захрустел гравий. Похожая на призрак средневекового монаха тень двигалась вдоль забора: волнистые полы плаща, островерхий капюшон. Ночного скитальца никто не наблюдал. А если бы увидел и не убежал, испугавшись, то обнаружилось бы следующее: когда «призрак» выбрался к экскаватору, средневековая монашеская сутана оказалась всего лишь армейской плащ-палаткой.

Неизвестный неторопливо осмотрелся. Из-за черноты под капюшоном могло показаться, что лица у него нет вовсе. Убедившись, что вокруг никого, злоумышленник присел, и короткая саперная лопатка с хорошо и надежно, по-хозяйски насаженным черенком, острым лезвием ковырнула землю под гусеницей экскаватора. Неизвестный орудовал осторожно, почти бесшумно. Наконец ямка под гусеницей была выкопана, и в нее опустился какой-то предмет, похожий на ящичек. Щелкнула взведенная пружина, и руки в строительных нитяных перчатках аккуратно засыпали ящичек землей. Буквально на доли секунды вспыхнул фонарик, осветив пространство перед гусеницей экскаватора. В ночи прозвучал удовлетворенный шепот.

– Даже при свете никто ни хрена не заметит.

Полы плащ-палатки взметнулись, и «призрак монаха» бесшумно растворился в ночи.

Продолжал гореть свет на веранде дачного дома, переливались звезды на ночном небосводе, тихо шумел лес. Вскоре сытый и согревшийся чаем гастарбайтер вернулся на свой пост. Первым делом убедился, что проволоку на моторном отсеке никто не раскручивал, солярку не сливал, а затем забрался в кабину и устроился дремать на месте механизатора.

* * *

Ясное дело, что обстрел из пулемета колонны кинематографистов и джипа Пефтиева не остался без последствий. Прибыла следственная группа, опрашивали свидетелей, собирали вещдоки. Найденные гильзы свидетельствовали о том, что стрельба велась из единого пулемета немецкого производства времен Второй мировой войны – «MG-34». Вот только самого оружия найдено не было. Неизвестный пулеметчик исчез, растворился в лесу, испарился в лучах заходящего солнца вместе с последними проблесками уходящего дня. К удивлению полиции, не было не только убитых, но даже раненых. Зато испуга хватило с избытком и на всех.

Ларин не особо горел желанием тесно сотрудничать с правоохранительными органами. Ведь тайная организация по борьбе с коррупцией, к которой он принадлежал, была ох как не в ладах с законом. И слишком тесный контакт мог обернуться провалом. Поэтому Андрей даже не стал вспоминать в своих показаниях о старухе, виденной им в лесу, – просто сообщил, что кто-то неизвестный, кого он даже увидеть не успел, оглушил его ударом сзади. Сам он не местный, ни с кем не конфликтует и потому никаких соображений насчет особы террориста не имеет. Скорее всего, предположил Ларин, обстрел связан не со съемочной группой, не со съемками фильма, а с профессиональной деятельностью Пефтиева – мало ли кому могло стать поперек горла строительство федеральной трассы. Участие Ларина в предварительном расследовании этими показаниями и ограничилось. Других желающих сообщить правоохранителям о своих догадках и впечатлениях хватало.

Охотно давали показания бойцы ОМОНа, но дольше всех – Роман Мандрыкин. Он настоял на том, чтобы отойти в сторону, чтобы никто не подслушал его слов. Поэтому Андрею удалось лишь увидеть, как заместитель Пефтиева по связям с общественностью испуганно оглядывается, бурно жестикулирует и что-то доверительно шепчет на ухо дознавателю. Увиденного хватило, чтобы понять: Мандрыкин твердо уверен в том, что ему известно, кто обстреливал колонну. Пефтиев же, наоборот, замкнулся в себе, стал подозрительным. Подобная метаморфоза произошла и с монстром от отечественной кинематографии Владимиром Рудольфовичем Карповым. Взгляд его сделался стеклянным, будто бы обращенным внутрь головы, направленным в мозг. На все вопросы он отвечал односложно: «да» или «нет». Если же требовался развернутый ответ, то произносил – «не знаю, возможно, вы и правы», «но я никого лично не подозреваю».

Снявший уже не один фильм с этим маститым режиссером оператор по секрету признался Ларину: