Тебе и Огню

 - Машина сказала?

 - Мы надеялись, что прогнозы, которыми нас снабжал наш электронный предсказатель...

 - Не оправдаются?

 - Собственно, в ее предсказаниях не было этого подводного атомного взрыва. Машина не могла знать настроение тех вояк, которые все это...

 - Да-да, - говорит Лена, - я понимаю: машина - это машина. Ей, пожалуй, никогда не заменить ни Нострадамуса, ни Кейси... Только живой мозг способен распознать угрозу для человечества.

 Я только согласно киваю: только живой мозг!

 - Но слушай, - Лена берет мою руку, - из всего, о чем ты мне все это время рассказывал, можно не только создать какой-то там виртуальный образ или прекрасный сценарий фантастического фильма, из этого можно, это же очевидно! можно сделать красивый бизнес-план строительства нового мира! Ты согласен?

 - Да. Но не в этой стране.

 - Ты согласен?

 - Ты меня спрашиваешь?

 - Слушай, напиши! А ты напиши! Книгу! Напиши об этом целую книгу! Ведь такой необходимый, такой прекрасный и простой материал.

 - Я пробовал, - говорю я, - но это...

 - Что?

 - Ты знаешь, что такое страх чистого листа?

 - Страх чего? Ты чего-то боишься?! Ты представляешь, какой будет резонанс, какой будет фурор!

 - Зачем нам фурор?

 - Это должно быть похоже на «Крик»! - восклицает Лена.

 - Мне кажется, мир уже обожрался ором, - говорю я, - мир жаждет нежной, если хочешь, волшебной тишины.

 - Вот и напиши свою «Тишину», подобно тому, как Мунк написал свой «Крик».

 - Ах, Мунк! «Крик»!

 - Это будет величественно!

 - Ты думаешь, у меня хватит красок?

 - Все они в моем note-book'е. Зря ли я все, что ты мне рассказывал так старательно записывала и снимала? Как Лени Рифеншталь собрала своей кинохроникой всю историю нацизма, так и я всю историю строительства Пирамиды запечатлела в самых современных цифровых технологиях. И Юлин багаж! Там есть все... Даже слышно, как в прудах распускаются лилии... Ты же сам видел! И стоит только захотеть...

 - Да-да, ты права, - верно, верно... Вот только...

 - Что? Страх?!

 - Кому это нужно? Лучше послушай:

 Погас мой свет, и тьмою дух объят -

 Так, солнце скрыв, луна вершит затменье

 И в горьком роковом оцепененье

 Я в смерть уйти от этой смерти рад.

 Это Петрарка...

 - Как красиво!..

 - Я так не смогу, потому-то меня и одолевает страх. А вот:

 Ты мой омут, острог и порт.

 И несбыточная печаль.

 Где немыслимый тот аккорд?

 Для того чтоб любовь зачать,

 Не хватило ветров и сил,

 Недостало тебе огня -

 Обесточенный мир остыл

 С появлениями меня.

 Ты дичаешь - отстань, отринь,

 И, впиваясь, в мои соски,

 Ты глотаешь свой горький Рим -

 Квинтэссенциями тоски.

 Тишина...

 - Да, - тихо произносит Лена, - это - божественно!..

 - Ну, а теперь, - спрашиваю я, - теперь ты веришь?

 Лена встаёт. Она не понимает, во что она должна верить.

 - Что?

 Она только смотрит на меня, думая о чём-то своём. Я улыбаюсь.

 - Лен?..

 - Да...

 - Теперь-то веришь в Тину?

 - Я давно... Там есть ещё, - произносит она, - четыре строки. Помнишь?

 Мы рисуем. Мазок. Каприз.

 "Ты испачкал вот здесь. Утрись".

 Мир, впечатанный в наш эскиз,

 Подставляет живот под кисть.

 Я помню, конечно, помню.

 И вдруг я просто ору!

 - Слушай!

 Меня давно уже мучает этот вопрос:

 - Почему - ты?! - спрашиваю я.

 Лена не понимает. Выжидательно смотрит на меня удивленными глазами.

 - Почему я рассказываю все это только тебе?

 Лена улыбается:

 - Ах, вот ты о чем!

 - Да! Я мог бы все это...

 Лена качает головой:

 - Не мог!

 - Объясни! У меня в жизни было столько прекрасных...

 - Пойми, - говорит Лена, - в жизни каждого человека есть только один слушатель! Ты же сам говорил: у каждого Македонского свой Аристотель, у каждого Цезаря - свой Брут.

 - Ты - мой Брут? Или мой Аристотель?

 - Я - твоя Елена!

 К этому добавить нечего, я и молчу. А моя Елена встает и выключает диктофон.

 «Почему - ты?!». Разве этот вопрос требует ответа? Ведь чувства не лгут.

 Ну и дурак же!

 Мы стали близкими раньше, чем друзьями.

 «Тинннн...».

 Я помню!.. Этим и объясняется мой ор!

 - Слушай, - снова говорит Лена, - напиши, а? Я тебя прошу!

 - Да-да, - говорю я, - напишу-напишу...

 Ведь нельзя терять то, что выстрадано и на что ушли лучшие годы жизни. Даже если это связано с риском для жизни!

 - Я напишу, - обещаю я еще раз, - и это будет очень хорошая книга!

 - Надеюсь, - говорит Лена, - воздвигни Жоре и всем вам памятник нерукотворный. Ведь книги обладают способностью быть бессмертными. Они, сказал кто-то, самые долговечные плоды человеческой деятельности.

 - Напишу, - киваю я, - обязательно напишу!

 Даже если это связано с риском для жизни!

 - Ты ведь знаешь, что плоха та книга, за которую стыдно быть не убитым. Да, да, - повторяю я, - за которую могут не убить.

 Лена только смотрит на меня и молчит. Но глаза ее полны вопроса: как не убить?

 - Я, - говорю я, - напишу очень хорошую книгу! Правда?

 Лена не знает, что на это ответить.

 - А как же, - говорю я, - обязательно напишу! Хорошую настолько, что не стыдно даже умереть.

 И беру чистый лист бумаги... Белый, как чаячий пух...

 Юля бы сказала: как молоко молодой кобылицы или как распустившаяся лилия, или...

 Позвонить Юле я не решаюсь.