Тебе и Огню

 Мы остались наедине. Чушь, конечно, собачья, несусветная чушь. Это я сейчас все придумал и всем так рассказываю, что мне доставляло немалое удовольствие чувствовать себя в ее сумасшедшей власти, представления не имея, где верх, а где низ, где восток, а где запад, где дно, а где небо, где рай, а где ад, ад везде, всюду ад, только ад... Но еще большее удовольствие, рассказываю теперь я, мне доставляли те считанные мгновения, когда вдруг голова, да глаза и нос, и, конечно же рот, рот, да рот, только губы, две рыбьи губы оказываются вдруг, о, какое это счастье! вырываются на единственный миг из воды, на одно лишь мгновение, на один только блеск молнии, на такую лишь долю времени, когда ничего невозможно успеть, ничего в этой жизни, а лишь только схватить, уцепиться зубами, всей своей жизнью, ее еще жарким остатком, ухватиться за воздух, откусить от его бесконечного неба, отгрызть, да отгрызть его малую толику, кубик, гран, жаркий жадный свистящий глоток... О, какая это несказанная Божья милость, Его милая щедрость!.. Потом - снова пучина волны... Где верх, где низ?.. Абсолютная тьма, ад. Хоть бы лучик света...

 Не знаю, как мне удалось зацепиться за сломанный пальмовый ствол, (может быть, это была десница Бога!), я завис, уцепившись обеими руками, ногами же... Мои ноги так и не нашли опоры до тех пор, пока скорость воды не упала. И лишь потом я смог ухватиться за ствол дерева... Но я мог дышать и открыть глаза, круглые от ужаса, мог орать сколько было сил, из страха, конечно, и одна только мысль сверлила мой мозг: удержаться!.. Мои пальцы просто въелись, вгрызлись в этот спасительный сук, как челюсти бульдога в горло врага. Когда пришло понимание того, что случилось, я все еще орал, словно меня резали. Потом понял, что меня некому слышать. Так что толку орать на весь мир! Аню я увидел...

 - Аню?!

 - Мимо меня неслись кровли крыш, окна, кресла и сломанные кровати, плыли, задрав кверху ноги и кувыркаясь столы, деревья и джипы, какие-то бочки и ящики, какая-то змеями извивающаяся одежда, чемоданы и сумки, яркие пляжные зонты и даже отломанное крыло двухместного самолета... И люди, и люди, они, кто был еще жив, цеплялись за все, что было на плаву, их головы еще были над водой, как кокосовые орехи, а мертвые, те кто был уже без признаков жизни, просто... Аня была...

 - Аня?..

 - Все они проносились мимо, безвольно плывя среди всякого хлама, я старался на них не смотреть, не искать среди них знакомых, кто-то, несясь в метре от меня, тянул ко мне руку, эти молящие о помощи, полные страха, еще живые глаза, а какой-то таец оказался на спине проносившегося мимо, видимо, замешкавшегося слона, хоботом пытавшегося ухватиться за мою пальму... А Аня...

 - Что «Аня», что «Аня»?!

 - Это был ад!..

 Все вокруг куда-то неслось, спешило... Антаманское море пришло в каждый дом...

 Это была водная «Герника», воплощенный «Крик» Мунка...

 Я на собственной шкуре узнал, что такое бульдожья хватка. У меня даже мысли не мелькнуло, чтобы расслабить пальцы, они были под водой и я не чувствовал боли. Чтобы отцепить, отковырять меня от ветки, спасателям пришлось применять металлический уголок.

 Я не знал, куда меня отнесло. По всей видимости, я был среди первых, подхваченных волной, и когда зацепился за пальму, находился от берега далеко. Мимо плыло все, что смогла в своей жадности и жестокости одолеть вода. И безмерно много людей, бесконечное множество... Словно их всех специально собрали и, отмывая в огромной ванне, как какие-то там овощи, готовили для засолки. Люди просто кишмя кишели... Я не искал среди них знакомых и находил. Сперва я узнал чью-то кофточку с большими красными маками. Она облепила мертвое тело, и маки не казались такими яркими. Вчера вечером я видел эти маки совсем рядом живыми, под ними была живая атласная кожа... Среди тел были и живые головы, стриженные и с мокрыми обвисшими волосами, абсолютно черными или длинными русыми... И глаза, глаза... И эти, полные немого крика глаза. Таких глаз, переполненных страхом, я никогда в жизни не видел. Никакого крика я не слышал, все уже откричало и было погребено в беззастенчиво-веселом смеющемся шуме воды. Мысль о том, что мои новые шорты, оставшиеся на берегу, могут плыть где-то рядом, меня рассмешила. Пронеслась, покачиваясь, как бакен, искусственная матка, за которую успели уцепиться двое. Я заметил только их затылки. Мне удалось узнать еще одного - нашего садовника-мексиканца. По его цветистой красно-зеленой футболке...

 Единственное, что меня радовало: слава Богу, что её не было рядом...

 Тины...

 «Я дышу на стекло...».

Глава 5.

   - Потом я увидел Аню...

 - Аню?!

 - Кажется, Аню...

 - Кажется?

 - Я не мог ее не узнать...

 - Ты?..

 - Я не смог расцепить пальцы.

 - Ты уверен, что это была она?

 - Ее затылок, плечи, ее уши, да, ее белое маленькое ушко с бусинкой бриллианта в центре мочки... Я не мог ошибиться.

 - Но может быть?..

 - И этот крестик на левом плече... Мне до сих пор слышится ее шепот: «Аddio!..» (Прощай, - фр.).

 - Тебе показалось.

 - Пальцы были, как клещи...

 - Ты же до сих пор не уверен...