Теперь мы молчим. Я и сам поражён своим вымыслом: Тина - Солнце! Ничего худшего я придумать не смог. И куда уж лучше!
Тина - как свет! Как источник жизни... Нет-нет, это - немыслимо!..
- Понимаю, - наконец, произносит Лена.
А я думаю, не чересчур ли я замахнулся на Тину самим Солнцем!
- И ты можешь сказать, как вы их различали? Есть какие-то признаки, по которым...
- Запросто! - восклицаю я.
- Вот, - говорит Лена. - И какие же?
Я знаю какие! Никто не знает! Я знаю! Даже Жора их путал... Хотя я не совсем уверен. Нет, он уверенно отличал Тину от Тины. Как же, как же: есть Тина и есть Тина! Он ни разу не ошибся. А со мной случалось. Конфузился. Потом я, конечно, научился. Собственно, ничему и не надо было учиться: во-первых - запах, немыслимый аромат, тссс... Даже если бы мне залепили ноздри глиной или цементом или залили воском или даже свинцом, я бы узнал этот дурман живой Тины - кожей... Я бы расслышал его через тысячу верст! Я бы рассмотрел его в абсолютной темноте, даже в самой чёрной дыре Вселенной! Так пахнут... богини... И еще не придумано слов, не намешано красок, чтобы расписать этот Тинин запах.
Полынь? Да! Но полынь какая? Неземная... Небесная... До сих пор никому на земле неведомая...
- А вот какие, - говорю я, - смотри...
И добываю из кармана рядом лежащей куртки томик Тининых стихов.
- Слушай, - говорю я, не раскрывая книжицу, - слушай же...
И цитирую по памяти:
Я вижу, как Лена, прикрыв глаза, внимательно слушает, кивая в такт рифме. Я продолжаю:
И Лена, кивнув в очередной раз, теперь качает головой из стороны в сторону: не могли!
Я наблюдаю за Леной: она только кивает: «Устал. Осунулся. Поблек...». Лена согласна с Тиной - Бог устал делить нам землю на счастье, мерить Своим справедливым аршином... Мне вспомнился Булат: «Пока Земля ещё вертится, пока ещё ярок свет... Дай же Ты всем понемногу, и не забудь про меня...».
Ты не забыл про меня, мысленно спрашиваю я Его.
Молчит. Всевышний... Всемогущий...
Дай же! «Дай нам днесь»!
Ни гу-гу...
Я слышу только Тину: «...Но где нога Его ступала, где Он касался ковылей - Там пело, плакало, дышало и грело души у людей».
Теперь и мы молчим...
- Теперь, - затем тихо произносит Лена, - и я знаю, как Ты их различаешь... Своих Тин.
Мне тут нечего сказать.
- «Тиннн...» - говорю я.
- «Там пело, плакало, рыдало...» - повторяет Лена.
- «...плакало, дышало...» - поправляю я.
- Я бы написала «рыдало», - говорит Лена.
Я соглашаюсь: греть души людей, рыдая - звучит очень чувственно. Это «рыдая» не только звучит очень чувственно, оно возвышает и умиротворяет это чувство согревания душ. Плакать мало - хочется рыдать... Благоговеть...
- Благоговеть, - повторяет Лена, - это... Это да! Это...
- Да, - соглашаюсь я, - это... Это да!
Лена любуется мной:
- Ах, ты мой восковый мальчик! Икарушка...
Вечером Лена всё-таки ещё раз спрашивает:
- Но разве все те прежние стихи...
- Конечно, - говорю я, давно ожидая этого вопроса, - конечно, Тинины! А чьи же ещё?! Живые!.. Их ни с какими другими не спутаешь, ни с железными, ни со стеклянными, ни с деревянными... Я имею в виду - клонированными...
- Это ясно, - говорит Лена, - это понятно, но скажи мне ещё раз...
Лена задумывается, не решаясь спросить, затем-таки спрашивает:
- Получается, - произносит она, решительно глядя мне в глаза, - получается, что ты был свидетелем Жориного распятия?
- А как же!.. И не только я.
- Кто же ещё?
- Все! Все!.. Ииии...
Под её пристальным взглядом я начинаю заикаться. Она не жалеет:
- Значит и соучастником!
Это уже не вопрос, а утверждение, если хотите, - приговор:
- Значит и соучастником! - повторяет Лена.
- Получается, - говорю я. - И не только я. Все, все мы... И...
- И?..
- И Жора тоже...
- Хм, и Жора! И Жора - это понятно! А где ж ему быть?
Об этом я пока не рассказываю. Успеется...
Собственно, я это уже сто тысяч раз рассказывал! Но и сто тысяч первый раз не помешает...
Relata refero! (Я рассказываю рассказанное! - Лат.).
Глава 10.