Лорд Фосиган был не в своих цветах и без свиты, поэтому неузнанным дошёл до замка, услышав и увидев больше, чем ему бы хотелось. В полдень у него был назначен малый совет, и до этого срока оставалось чуть меньше часа, который он хотел провести в тишине и покое.
Но и в этом ему было отказано. Войдя в зал для советов, который должен был в это время пустовать, лорд Грегор увидел Эмму.
— Скверная сегодня погода, — сказала она, едва он ступил на порог; и впрямь, с рассвета моросил противный, мелкий дождичек. — И надо было тебе из дому уходить — вот схватишь простуду и сляжешь, попомнишь потом моё слово! Я велю тебе грога сварить. — И, не дожидаясь ответа, она подёргала за шнур звонка, вызывая слугу.
Лорд Грегор улыбнулся краем губ. Трудно было гневаться на неё. С тех пор, как умерла Магдалена, леди Эмма разогнала всех своих дам — она говорила, что они её раздражают, но Фосиган знал, что она просто слишком горда, чтобы делить с кем бы то ни было своё горе. Она не делила его даже с ним. Даже в самые первые дни. Они не говорили о Магде, но за последний год он всё чаще заставал леди Эмму не в саду и не в рукодельной, а в зале малого совета или в своих собственных покоях. Он так и не смог толком понять, почему её вдруг так потянуло к нему, за кого она боится больше — за него или за себя. Как бы то ни было, он не мог её гнать. Да и не хотел.
Когда слуга принёс грог, леди Эмма отобрала у него поднос и отослала прочь. Налила сама Грегору и себе, двигаясь с лёгкостью и грацией, которые были свойственны ей и теперь, в семьдесят два года, почти в той же степени, что и пятьдесят лет назад, когда совсем юный ещё Грегор Фосиган впервые увидел сестру своего отца, рано овдовевшую и пожелавшую вернуться в родительский клан. Она так и не вышла замуж второй раз, не родила детей. Она всегда была рядом с ним, с его собственными жёнами и детьми, когда они появлялись, а потом умирали. Грегор Фосиган смотрел на её сухие, маленькие ручки, ловко управлявшиеся с тяжёлой серебряной посудой, и в тысячный раз за эти годы думал, что боги сыграли с ними злую шутку, родив от одной крови.
— Вот так. Пей. Ты как мальчишка, Грегор, даром что весь облысел, и загонять себя позволяешь, будто мальчишке. Ну почто ты бегаешь на эту стену каждый день? На что ты там смотришь?
Он никому не говорил, что ходит туда каждый день. А она так и не избавилась от дурной привычки за ним шпионить, хотя он сто раз приказывал ей прекратить.
Он не ответил на её вопрос, но ответа и не требовалось — леди Эмма его знала. Она сердито вздохнула, помешивая ложечкой специи в гроге. За окном чуть слышно шелестел дождь, зал полнился ароматом корицы.
— Эмма, когда мы успели так постареть?
Она передёрнула острыми, костлявыми плечами — они и в юности были такими. Она никогда не была красавицей, и потому перенесла пору увядания много легче, чем другие женщины. В некотором смысле за все эти годы она не изменилась вовсе. Может быть, поэтому лорду Грегору, глядя на неё, так трудно было поверить в возможность конца.
— Всегда-то ты всё замечаешь последним, Грегор, — фыркнула леди Эмма и приложилась к кубку. Потом спросила: — Ты ведь и правда любил этого мальчика, да?
Она всегда смотрела в корень, всегда умела спросить, и никогда он не мог злиться на неё за это. Любил ли он этого мальчика?.. Наверное. Иначе не отдал бы ему Магдалену. Прочие — те, кто знали его хуже, чем Эмма — могли строить какие угодно домыслы, но на самом деле он отдал за него Магду, а не Лизабет, именно потому, что любил Магду больше.
— Ты всегда был сентиментальным дурнем, — проворчала Эмма. — А с годами стал ещё глупей. Без меня бы ты совсем раскис и, чего доброго, ещё в том году сделал его своим наследником.
— Не говори ерунды, — не выдержал он наконец — порой она уж совсем забывалась.
Кто угодно, кроме Эммы, прикусил бы язык от его окрика. Но не она. Они оба помнили, как полвека назад она отчитывала его за то, что он перевернул чашу с вином и испортил ей платье.
— А что, скажешь, нет? Ты принял его в клан, отдал ему свою дочь. Ты пьянствовал с ним ночи напролёт и потворствовал глупым сплетням, которые ходили о вас в городе. Ты прощал ему такое, за что любому другому снял бы голову. Неужто ты впрямь думал, что он никак не воспользуется этим? Побойся богов, Грегор! Он ведь внук своего деда. Ты всегда это знал.
— Он прежде всего сын своего отца.
— А, этого… как же его там звали-то… ох, Тафи, совсем память у меня отняла… Роберт?
— Ричард.
— А, верно — лорд Ричард из клана Эвентри. Первый и последний Эвентри, которого ты сумел-таки загнать себе под сапог. Я говорила тебе, что они все бешеные, нельзя было с ними связываться. Ричард, да, конечно… с чего это я назвала его Робертом?.. А! Роберта! Её ведь Робертой звали, верно?
Он молча кивнул. Леди Эмма удовлетворённо вздохнула и откинулась на спинку кресла.