— Смею. Потому что сейчас в этом зале вас всех — по трое против каждого моего человека. Вас трое против одного, благородные лорды! И вы повскакивали, вы держите руки на мечах, но не обнажаете их, потому что не уверены, что ваш сосед по столу и фьеву сделает то же самое.
— Ах ты гадёныш, — вполголоса сказал лорд Флейн, и Эд Эфрин широко улыбнулся.
— А вы, лорд мой Флейн, столь горазды раздавать ценные советы! Ну так посоветуйте благородным бондам, замершим в нерешительности, обнажить клинки! Я уже сделал это первый, поправ законы гостеприимства. И вы были к этому готовы, когда ехали в Эвентри. Вы знаете, сколько вероломства уже повидали эти стены, знали, что нет нужды бояться осквернить их, ибо их и так уже не отмыть от скверны. О чём же вы думали, благородные мои лорды?
— О благородстве, — сказал сквозь зубы кто-то — по виду ровесник Бертрана. — О чести…
— Дорогого стоит в наше время думать о чести и благородстве, — сказал лорд Флейн.
И тут Адриан Эвентри встал. И поклонился ему, глубоко и низко — так, словно без него не сумел бы найти этих слов.
— Молог знает что! — воскликнул лорд Берджой. — Ну и чего тебе надо?
— Прежде всего, — не садясь и обведя взглядом собрание, начал Эд, — хочу сообщить вам, что ваши люди, оставленные во дворе, согнаны в казармы и заперты там. Поэтому если бы вы даже набрались духу и убили сейчас меня и моих людей, внизу вас встретил бы мой гарнизон, превышающий вас численно и, в отличие от вас, готовый к встрече. Я говорю это вам для того, чтобы вы поняли, что ваша нерешительность и разъединённость ныне не погубила ваши жизни, а спасла.
— Как оно всегда и бывало, — пробормотал лорд Флейн.
— Нерешительность — это такая странная штука, мои лорды. Порой губит, порой спасает. Иногда, не сделав, можно натворить бед ещё больше, чем сделав. А иногда наоборот. Заранее никогда не знаешь.
— К чему ты клонишь? — хмуро спросил Ролентри.
— К тому, что, если вы не можете принять решение сами, кто-то должен принять его за вас. И тогда просто делайте то, что должно, то, что взялись делать. Делайте до конца, пока не выполните обещанное — или не отправитесь к Мологу. Это — та свобода, которую вы не хотите видеть, мои лорды. Двенадцать лет назад, — продолжал он, когда никто не ответил ему и не перебил, — мой брат Анастас звал вас за собой во имя остатков вашей чести. Я был там в тот день, хотя никто не знал об этом, даже он. Я стоял у стены, трусливо прячась от него и от всех вас. Теперь я зову вас за собой, но не за честью и не за мщением. Я хочу стать конунгом Бертана.
При этих словах собрание наконец очнулось от колдовской оторопи, с которой слушало этого странного человека. Вновь поднялся шум, но Адриан Эвентри продолжал, словно не слыша его:
— Я хочу стать конунгом и стану им, с вами или без вас. Я сяду в Сотелсхейме. Одвеллов больше нет — Бертран убил величайшего из них, того, кого вы так боялись всю свою жизнь и против которого смогли выступить лишь однажды, когда вас повёл Анастас. Фосиганов вскоре тоже не станет — последнего из них убью я. На моей стороне будут жрецы Анклава, а значит, и народ. Если сейчас вы пойдёте за мной, над вами не останется в этой земле никого, кроме меня. Если вы не пойдёте за мной, у вас не останется в этой земле врагов, кроме меня.
— Если ты так уверен в себе, паршивый ты щенок, на хрена мы тебе сдались? — гневно рявкнул лорд Карстерс. Адриан помнил, как ему ненавистна сама мысль о том, чтобы стоять под кем-то.
— Потому что с вами моя победа будет быстрее и проще. И потому что я не хочу быть вам врагом. Фосиган, который был вам врагом, вскоре падёт именно из-за этого. Но знайте: я не Фосиган. Мой клан пролил слишком много крови, своей и чужой, и я не остановлюсь перед тем, чтобы пролить ещё и вашу.
— А ты не боишься, — щурясь, сказал лорд Кадви, — что мы объединимся против тебя и закончим то, что начали Индабираны?
— Вы не объединитесь, — улыбнулся Эд. — Если бы могли, вы бы это уже сделали. Давно бы сделали — или хотя бы сейчас, когда увидели стрелы моих людей, нацеленные вам в грудь. Но вы ведь сидите и слушаете меня. Вы не можете объединиться. Единожды это удалось вам, и для этого вам понадобился мой брат. Теперь это могу сделать я.
— Проклятье, отчего ты так самоуверен?!