Постановка тоже заставила меня о многом задуматься. В ней было все: веселые, спокойные и даже драматичные сцены. Не обошлось и без напряженных моментов и философских высказываний, выстреленных в зал, как пули. Иногда я ловила себя на мысли, что не дышу.
Том не играл. Он жил ролью. Даже мысли парня принадлежали его герою. Только тогда я поняла, что имел в виду актер во время интервью, когда говорил про перевоплощения. Передо мной стоял не Том Харт, – молодой юноша-балабол – а солидный молодой бизнесмен.
«Мы не играем штампами, – вспомнила я слова Тома. – Ну, знаешь, схватиться за голову в порыве отчаяния или упасть на колени, проклиная весь мир. Мы показываем эмоции иначе. Выражение лица, вдох, поворот головы… взгляд! Можно выразить состояние героя по-своему. Вдохнуть в персонажа жизнь, а не показать очередную копию, каких на сценах миллионы. Многие актеры, играя по Чехову, выходят из тела во время спектакля и как бы смотрят на своих персонажей со стороны. А это всегда рождает новые, не конвейерные эмоции. Вот такой он – настоящий театр».
А следом я вспомнила другие слова Тома. Во время интервью он случайно сказал о внутреннем состоянии во время игры. Я не добавила это в лонгрид для «Таймс», но запомнила: «Это чувство испытывают двое по уши влюбленных друг в друга людей, когда остаются наедине в темной комнате, в которой единственная мебель – это кровать. Ощущение полета, радости, азарта».
Руки слегка вспотели, по спине пробежал холодок. На долю секунды мне стало некомфортно смотреть на Тома во время спектакля. А потом я снова оказалась во владении актерской игры и обо всем позабыла.
«Том, сам того не подозревая, подарил мне новый мир», – думала я, пропадая в спектакле.
А в конце пьесы, когда старик остался в щемящем душу одиночестве после всех препираний и разговоров с молодым бизнесменом (тот выплатил свой долг перед стариком и перестал к нему приезжать), во мне что-то сломалось. На глаза навернулись слезы от осознания, что старики мало кому нужны. Все забывают, что и люди преклонного возраста были молодыми и энергичными. Вот и судьба мистера Грина – смерть в одиночестве под размеренное тиканье настенных часов.
В зале послышались всхлипы. Даже я, не заметив этого, пустила горькую слезу, которая стала решающей в этот вечер. Актеры коснулись моего сердца, пробрались под мою кожу. Я влюбилась. Я так сильно влюбилась, что вдруг поняла: «Мне больно дышать». Грудь сдавливало в тиски при каждом вздохе. Театр превзошел все мои ожидания.
И когда артисты вышли на поклон, я грустно улыбнулась, вытирая слезы. Свет в зале резко вспыхнул. Девушки поднялись с мест, и мы с Джейн тоже. Боковым зрением я посмотрела на подругу: она громко аплодировала, а на ее щеке блестела дорожка от слез.
Актеры кланялись, а потом смотрели на девушек влюбленными глазами. Они одаривали улыбками каждую зрительницу. И вдруг взгляд Тома задержался на мне. Буквально на две секунды, но этого хватило, чтобы почувствовать внутри легкую панику. Но я не придала ей значения и продолжила аплодировать.
Кажется, я аплодировала громче всех. А когда занавес скрыл сцену от зрителей и я стала спускаться со второго ряда, у меня тряслись колени, и единственное, что мне хотелось сделать – обнять Тома и сказать ему: «Спасибо за труд». Постановка, в которой он играл, перевернула меня с ног на голову и обратно. После этой встряски я стала другим человеком. Это сродни мистическому перерождению души. Из театра выходила другая «Я». Всего за два с половиной часа я стала иной.
15
– Я в восторге! – воскликнула Джейн, когда мы вышли из здания театра. Погода на улице ухудшилась, но, казалось, мою подругу это мало заботило. Не обращая внимания на холодный ветер, она восторгалась спектаклем. Я шла рядом и поддерживала ее в этом. Представление, казалось, изменило нас обеих.
Мы попрощались в метро, и каждый сел на свою ветку. И пока я ехала домой, душу не покидало чувство благодарности. Хотелось говорить «спасибо» всему миру. Или хотя бы Тому.
Достав из кармана плаща сотовый телефон, я зашла на страничку актера в фейсбуке и написала ему короткое сообщение о том, что была в театре. Он ответил спустя пару секунд, будто бы ждал, когда же я напишу ему. Но он не сказал ни слова о том, что видел меня в зале. Может, не узнал. Все-таки фотографии людей в интернете – это не всегда правда. Скорее, копия. Иногда удачная, иногда нет.