Чтобы изменить это, Бадо́ Блэр нужно было умереть. Когда это произошло, стены пали, и сила мира теней хлынула в нее благословенным потоком, словно вода – через прорванную плотину.
Так что Киану Бадо́ мстила не за смерть. Она жаждала возмездия за предательство.
Стоя перед ним, она жалела, что позволила воспоминаниям ожить. Убить бывшего возлюбленного захотелось еще сильнее. Какое он имел право существовать на этом свете, когда душу Доминика растерзали на клочки? Смешали их с вечной тьмой, растворили в вечной пустоте?
Руки поднялись сами собой, губы, жаждущие свершить справедливость, приоткрылись. Одно короткое заклинание, одно веление – и тени разорвут душу Киана, словно голодные собаки – кролика. Он затаил дыхание. Глаза его, давно потухшие, вдруг заблестели. Казалось, Киан ждет этого – смерти от ее рук.
Ждет покоя.
– Не-е-т, – пропела Бадо́. – Так легко ты не отделаешься.
Голова Киана устало опустилась на грудь. Губы Ткача Кошмаров растянулись в улыбке. Кажется, она только что придумала соизмеримую его деяниям кару. Нужно лишь немного подождать.
Уходя, она обронила теням:
– Заставьте его кричать.
Глава 22
Якорь для ярости
Морриган стирала с губ алую, как кровь, помаду, когда в спальню без стука ворвалась Саманья.
Она всерьез подумывала о том, чтобы отчитать жрицу вуду за нарушение личного пространства, пока не увидела ее лицо.
– Идем со мной. Кое-что случилось.
Волнение Саманьи выдавал прорезавшийся акцент. Морриган отвернулась от туалетного столика с роскошным зеркалом в золотой оправе.
– Проклятье, что именно?
– Файоннбарра и Дэмьен подрались. Не смей выглядеть такой довольной! – возмутилась Саманья. – Файоннбарре сильно досталось.
Приложив салфетку к губам, Морриган стерла улыбку вместе со следами помады. Направилась вслед за вылетевшей из комнаты жрицей, но нагнала ее не сразу.
– Как это произошло?
– Не знаю, – сердито отозвалась Саманья. – Я шла в ритуальную комнату, увидела, как эти двое о чем-то спорят. Вмешиваться не стала: не маленькие, разберутся сами. Через несколько секунд обернулась на шум, а они уже сцепились. Сначала без магии, а потом…
Тревожно екнуло сердце.
– Надо вызвать Орлу…
– Я уже послала за ней стражей.
Морриган сдержанно улыбнулась. Пусть им никогда не стать подругами, но Саманью определенно было за что уважать. Она не из тех, кто при малейших признаках угрозы будет впадать в панику и прятаться за спинами других. Пожалуй, характер – как раз то, что их объединяло.
Вдоль длинного, увешенного гобеленами коридора по струнке выстроились стражи и боевые колдуны. Саманья свернула в одну из арок, ведущих в общую ритуальную – нечто вроде лаборатории, отгороженной от остальной части Тольдебраль барьером и надежно защищающей замок от последствий различных колдовских и алхимических экспериментов.
Построенная кем-то из бывших королей, в Доме Блэр она не пользовалась популярностью. У каждого из адгерентов были личные ритуальные комнаты, для обрядов вуду и вовсе отвели целый подвал – гораздо больший, нежели подвал Дома О’Флаэрти.
Лаборатория обычно пустовала, и, вероятно, именно по этой причине ее облюбовала Саманья. Отдалившаяся от всех после смерти Аситу и возвращения Клио в Кенгьюбери, она почти все свое время проводила в одиночестве. Исключением был ее отец, Ганджу, и, неожиданно для Морриган, Рианнон – девушка, спасенная Клио от преследования Трибунала.
В ее сознании образ Рианнон тесно переплелся с лошадьми. Еще при жизни Доминика Морриган настояла, чтобы девушку с особой связью с этими благородными животными лорд Дома О’Флаэти взял под свое крыло. Неожиданно для нее самой он и впрямь загорелся идеей построить ипподром, но успел лишь купить и переправить в Пропасть несколько прекрасных скакунов.
Морриган сохранила и преумножила его наследие, построив во внутреннем дворе Тольдебраль просторную конюшню и манеж для верховой езды. Рианнон была на седьмом небе от счастья и с тех пор много времени в той стороне двора.
А вот и она. Стояла посреди погрома, прижимая ко рту узкие и маленькие, словно у ребенка, ладошки и глядя на лежащего на полу Файоннбарру. Его укутывали тени, не позволяя разглядеть, насколько серьезны нанесенные ему повреждения. Но укутывали странно – не плащом, каким привыкла укрываться Морриган, а лоскутным одеялом, где-то прорванным чужой силой, обнажающим часть его лица. Казалось, Файоннбарра пытался спрятаться в тенях, но что-то грубо выдернуло его оттуда.
И наказало.
Морриган послала быстрый взгляд в противоположную сторону. Дэмьен отвернулся к стене, отгородившись ото всех. Грудь его тяжело вздымалась. С разбитых костяшек на пол падала кровь.
– Кто это начал? – требовательно спросила Морриган.
Кто закончил, она и без того знала: колдун Рено. Он по-прежнему удерживал руки приподнятыми, готовый призвать чары в любой момент. Его силой был стазис – редчайший дар заморозки времени. Морриган перекупила его у Дома Бавар за баснословную цену. И, кажется, совершенно не зря.