Театр теней

Однако, несмотря на все испытания, что Бадо́ ему уготовила, несмотря на пожирающую изнутри ненависть к ней, несмотря на все ее жалящие слова о судьбе их дочерей, сломить Киана ей до сих пор так и не удавалось. Это злило, восхищало и возбуждало одновременно. Но, даже испытывая странную привязанность к нему, быть может, переплетенную с ностальгией, Бадо́ никогда не забывала того, что сделал Киан.

Того, что он ее убил.

Киан пришел к ней той ночью бледный, дрожащий всем телом. Бадо́ морщилась, глядя на него. Мужские слезы она была готова простить лишь в том случае, если это слезы тех, кто потерял ее.

Впрочем, в каком-то смысле именно это и произошло.

Срывающимся голосом Киан рассказал ей о Ведающей Матери Аойфе – главе общины лесных ведьм, в которой он родился и где провел всю свою юность, прежде чем понял, что его призвание – судьба странствующего друида. В тот момент впервые за долгое, очень долгое время в душе Бадо́ пробудился страх.

Она знала, что пророчества Ведающих Матерей ненадежны, как ненадежен временной поток, сотканный из иных реальностей. Предводительницы лесных ведьм и сами не знали, в какой именно момент будущее постучится к ним в дверь, приняв облик смутных образов и пророческих видений. Это было нечто сродни озарению, всплеску силы…

Но как же это было не вовремя.

Киан был словно пьян – его язык заплетался, взгляд осоловело блуждал по спальне, которую он делил с Бадо́. С матерью его детей… и живой угрозой всему сущему, смертью во плоти. Такой ее увидела Ведающая Мать.

– Я знал… Я всегда это знал, но позволил себе увязнуть в самообмане. Все эти годы я тешил себя иллюзиями. Сначала – что тьмы в тебе нет. Потом – что ее заронили в тебя другие. Что она не пустит в тебе корни. Что я сумею в нужный час тебя остановить. Но самое глубокое мое заблуждение – в том, что я смогу тебя исправить. Будто ты – изящный механизм, в котором застрял камешек, и достаточно его убрать, чтобы ты стала прежней. Но я правда верил, что своей любовью смогу тебя изменить. Исцелить…

Несмотря на возникшую из ниоткуда тревогу (ведьминская интуиция говорила в ней, не иначе), Бадо́ презрительно скривилась. Когда уже эти неисправимые романтики поймут, что другого человека изменить одной любовью невозможно. То, что они принимают за успех – лишь иллюзия. Спектакль, который будет длиться лишь до тех пор, пока любовь горит ярким пламенем.

Но стоит огню ослабнуть… и все вернется на круги своя.

– Мне жаль, – прошептал Киан. – Мне так жаль.

Бадо́ подалась вперед, свивая заклинание, когда роскошное трюмо, которое она собственноручно выбирала в их спальню, внезапно ожило. То ли ветви, то ли сплетенные из древесной сущности пальцы потянулись к ней. Завели ее руки за спину так стремительно, что она едва успела что-то понять. И рот, и все тело заклеило паутиной, вылепившейся прямо из стен. Настоящей, липкой на ощупь паучьей сетью.

Бадо́ билась в силках с расширенными от паники и изумления глазами. Расцарапала спину ногтями, выводя на ней знак в отчаянной попытке дотянуться до мира теней.

Из бреши в Вуали к Киану потянулись дымчатые щупальца. Но Киан призвал свет, растворивший тьму, не позволяя той стать для Бадо́ спасением.

Удушающее чувство беспомощности, поднимающееся откуда-то изнутри, она запомнила навсегда. Помнила, как билась в силках, помнила тошнотворное прикосновение паутины к коже… Именно поэтому много лет спустя, заманивая спящих, своими силками Ткач Кошмаров выбрала искаженную версию паутины.

Киан победил ее не потому, что был сильней. Просто Бадо́ до последнего не ожидала, что ее возлюбленный – друид, святоша, преданный последователь Дану – способен на убийство…

Что он способен убить ее.

Вернувшись из мира теней в обличье ревенанта, она выждала момент, когда Киан в очередной раз наведается к Ведающей Матери Аойфе. Соткав из полуночной энергии паутину, Бадо́ опутала ею всю общину и заставила Киана смотреть, как она терзает лесных ведьм. А потом, превратившись в ворона, выклевала глаза Аойфе.

Что могут знать церковники о жертвенных ритуалах и способах вызвать демона? Так и Киан всю свою жизнь, будучи друидом, держался от полуночной магии так далеко, как только мог. Он не мог предположить, что теперь, когда пали последние скрепы, Бадо́ стала лишь сильнее. Не мог подумать, что умереть она задумывала уже давным-давно. Свою смертную жизнь она оставляла при себе лишь для того, чтобы убедиться, что родила верных дочерей. Тех, в ком можно взрастить небывалую полуночную силу из зароненного в них зернышка. А если вдруг что-то пойдет не по плану, родить новых.

С самого детства и юности Бадо́ ненавидела собственное тело, и именно эта ненависть подтолкнула ее к мысли существовать вне всяких границ. Мир снов, предложенный Каэр, ее не устраивал. А вот мир теней… Да, она нашла способ не только обмануть смерть, но и сделать хрупкую смертную оболочку в разы крепче. Полуночная сила питала ее тело, но в живом теле из-за разности энергий приживалась не так хорошо.