– Я пришла к Каэр совсем юной девицей, и она взялась меня обучать. Как впитывать рассветную силу из окружающего пространства, как пропускать ее через себя, как превращать энергию рассветности в сновидческие чары, не выплескивая сразу всю – тратить аккуратно, размеренно. До ученичества я умела изменять лишь собственные сны. Каэр научила меня использовать и менять чужие. Собирать осколки снов и выстраивать из них совершенно новую реальность. – Бадо́ мечтательно улыбнулась. – Мы создавали ее вместе. Каэр соткала белое полотно – холст для нашего собственного мира. Я наполняла его красочными деталями, украденными из чужих снов. Хрустальный водопад, цветы, распускающиеся только на вершинах высоких гор, сами горы с белыми шапками снега. Белые хлопья в разгаре лета, цветущие сады, серебряные звери. Что-то из этого я придумала и
– Звучит чудесно, – прошептал Лелль. – Вы были как мать с дочкой, да?
Боль и тоску в глазах скальда Бадо́ предпочла не заметить. Эта история не о его тоске и не о его боли.
– Так и было. Все время до очередного пробуждения я проводила с Каэр. Я была первым ее приемышем.
Вторым был Ловец Снов.
Бадо́ скривилась. Он едва не спутал ей все планы. Проклятье, он, создание сновидческого мира и воплощение колдовской силы Каэр, был поистине неуловим. Из-за него Клио узнала о том, что именно Бадо́ была Ткачом Кошмаров, когда Ловец Снов привел ее дочь к Каэр.
– Но чем удивительнее и волшебнее становился созданный нами мир, тем отчетливее я понимала: он никогда не выйдет за границы царства сновидений. Это лишь выдумка, яркая фантазия, но не реальность.
– И вы ушли.
– Ушла. Я сказала Каэр, что не могу остаться во снах навеки. Знаю, она этого хотела, но я… Все мои мечты были связаны с реальностью. Я хотела добиться настоящего величия, а не жить в мире, сотканном из грез, в котором люди – спящие – были лишь гостями. Я хотела стать советницей королей, превосходной воительницей и просто легендарной ведьмой. Потому я покинула царство снов.
Это решение далось Бадо́ нелегко. Каэр плакала, прощаясь с ней, но не проклинала, а желала своему приемышу лишь самого лучшего. Надеялась, что однажды, появившись во сне Каэр, с которой отныне была связана тончайшей, эфемерной нитью, Бадо́ расскажет, что все задуманное ею свершилось.
И чем Бадо́ ей отплатила? Опутала паутиной и пила ее силы, чтобы расставить капканы для других.
Конечно, она не хотела убивать Каэр. Не хотела даже, чтобы та знала,
Та, что звалась Ткачом Снов, никогда бы не позволила Бадо́ насильно запирать людей в кошмарах и пить из них жизненные соки.
Будто всего этого было мало, Бадо́, запеленав Каэр в кокон, обнаружила, что ее наставница и приемная мать до сих пор, века спустя, жила в созданном ими обеими мире сновидений. Это было уже слишком. Весь этот чудесный мир, все эти серебряные звери, цветущие сады и хрустальные водопады служили ей лишь вечным укором, болезненным напоминанием, какой могла быть ее жизнь, какой могла быть она сама… И какой они обе стали.
Вспылив, Бадо́ вытянула из мира сновидений всю энергию до последней капли, уничтожила, стерла, растоптала его. Каэр плакала так же горько, как в тот день, когда ее потеряла.
Ткач Кошмаров резко тряхнула головой, прогоняя назойливые воспоминания. У Каэр был шанс присоединиться к ней, но Бадо́ знала, что та им не воспользуется. Теперь
И тогда даже Каэр, истинная Туата Де Данная, не сможет ее остановить.
Никто не сможет.
Разговор с Леллем опустошил ее. Прошлое, которое невозможно изменить – та еще ловушка для разума, сколь бы совершенным он ни был. Бадо́ предпочитала жить настоящим и воплощенным в мечтах и планах будущим.
– Продолжим завтра, – резко сказала она, поднимаясь.
И покинула тронный зал, лениво размышляя о том, что «завтра» в мире мертвых – понятие на редкость относительное. Чем займется Лелль в отсутствие своего кукловода, ее интересовало мало.
Не прошло и нескольких минут – если, опять же, верить ощущениям, – как Бадо́ оказалась на месте проведенного ритуала, у вскормленной ее силой земли. Каждый день, в мире теней неотличимый от прочих, она приходила сюда, чтобы напитать почву своей кровью.