— Никому! Никому я не расскажу, потому что это неправда!
— А если бы это было правдой? Тогда бы рассказала?
— Что? Если бы ты правда был убийцей?
— Да. И ты бы об этом знала. Ты бы меня заложила, как заложила с пленкой?
— Я забыла там эту пленку! Я оставила ее там
— Так ты бы меня заложила, Кэти? Да или нет?
— Почему я должна отвечать на эти вопросы!
— Потому что мне это нужно, чтобы понять, на кого ты работаешь.
— Ни на кого!
— Ты заложила бы меня? Да или нет? Если бы это была правда, если бы я был убийцей?
— Хорошо. Ты хочешь, чтобы я ответила серьезно?
— Я приму любой ответ.
— Ну, это зависит…
— От чего?
— От чего? От наших отношений.
— То есть ты могла бы и не заложить меня, если бы у нас были отношения как надо? И что это за отношения? Опиши их.
— Ну, не знаю… Любовь, наверное.
— Ты покрывала бы убийцу, если бы любила его.
— Я не знаю! Ты никого не убивал. И вопросы твои — дурацкие!
— И что же, ты меня любишь? О моих чувствах пока не будем. Ты меня любишь?
— В каком-то смысле.
— Да?
— Да.
— Вот такого старого и отвратительного?
— Мне нравится… Мне нравится твой ум. Ты очень умно говоришь.
— Мой ум? Мой ум — это ум убийцы.
— Перестань так говорить! Ты меня пугаешь.
— Мой ум? Вот так открытие. А я-то думал, ты любишь мой древний пенис. Значит, ум? Такое признание — удар для человека моих лет. Так значит, ты во все это ввязалась только из-за моего ума? О, нет. Я только и говорил что о ебле, а ты, оказывается, все это время восхищалась моим умом! Какая честь моему уму! Ты посмела поместить его в декорации, в которых ему делать нечего. Помогите! Я жертва ментального насилия! Боже мой, у меня несварение мозга! Ты высосала из меня умственные соки против моей воли и без моего ведома! Я подвергся унижению! Ты унизила мой член! Зовите декана! Член прищемили… то есть ущемили!
После этих слов Кэти наконец нашла в себе силы распахнуть дверцу, да с таким бешенством, с такой силой, что вылетела на обочину. Но она почти сразу вскочила, и он видел, как она в своих кроссовках «Рибок» шагает, преодолевая встречный ветер, в направлении Афины. Куклы умеют летать, парить, кружиться, и только люди и марионетки приговорены шагать или бегать. Вот почему ему всегда были скучны марионетки: все это их хождение туда-сюда по крошечной сцене. Как будто ходьба — это главное в жизни, и не только для марионеток. А эти бесчисленные нитки — такие заметные, такие явные метафоры! И еще театр марионеток всегда рабски имитирует человеческий театр. А вот куклы… надень куклу на руку, а лицо спрячь за ширмой! В животном мире нет ничего подобного! Назад к Петрушке! Всё сойдет — чем безумнее и отвратительнее, тем лучше. Кукла Каннибал, с которой Шаббат получил свое первое место в Риме. Она поедала врагов своих прямо на сцене. Рвала их на куски, пережевывала и глотала, а между делом еще успевала поговорить о них. Ошибочно предполагать, что действовать и разговаривать одновременно — естественно для кого-нибудь, кроме куклы. Достаточно состоять из голоса и рук, стремление к большему, молодые люди, — это безумие. Будь Никки куклой, могла бы жить до сих пор.