Театр отчаяния. Отчаянный театр

Я оглянулся и увидел, что он меня догоняет бегом.

– Слушай, – подбежав ко мне, сказал Валера, – ты Татьяне ничего не говори про наш сегодняшний тренинг, ладно? И про мой «Парус» не говори… И про то, что я тебе сказал, тоже… Да, ещё и про девчонок… что никто не пришёл, ей тоже знать не обязательно… Татьяна хороший педагог и человек… Тебе реально повезло… Пока.

И Валера быстро зашагал вперёд широкими шагами, как бы говоря, что его догонять не надо. Он прошёл шагов пятьдесят и только тогда достал и надел шапку.

Главное потрясение того вечера было то, что я, оказывается, мог делать волну точно так же, как Валера, как Татьяна, как И. Рутберг, то есть как настоящий мим. Я увидел это на белой стене в движении тени от своей руки. Это открытие было неожиданным и фантастическим. С чем его сравнить? Ну, например, с тем, как если бы вы, просто увлекаясь шахматами, вдруг выяснили, что играете на уровне великого гроссмейстера.

Надо понимать, что тогда увидеть себя со стороны, кроме как в зеркале или на фотографии, было практически невозможно. Кинокамеры были редкостью, а телевидение чем-то космическим. Так что большинство людей проживали всю жизнь, ни разу не увидев своего движущегося изображения и даже не услышав запись своего голоса.

А ещё Валера сказал, что ему нравится моя техника и что я хорош для пантомимы. Это можно сравнить с тем, как если вы, будучи мальчишкой, играли во дворе в хоккей, а к вам бы подошёл знаменитый хоккеист и только вам одному из всех сказал: «Молодец, завтра приходи, играть за сборную».

Плюс к этому Валера показал мне номер, пусть незавершённый, но прекрасный. Я ничего подобного не видел ни в чьём исполнении.

В Валерином «Парусе» всё было ясно и волшебно. Но главное для меня в нём было то, что этот короткий номер, практически этюд, убеждал и доказывал необходимость тренингов, изучения разнообразных техник и требовал крайне серьёзного, глубокого отношения к искусству пантомимы. Без длительной подготовки и бесспорной природной гибкости, без регулярных занятий и без любви то, что мне показал Валера, сделать было невозможно.

После того нашего совместного тренинга все дремавшие во мне силы воображения и жажды творчества ожили в полную силу. Его слова про сцену, как главную и единственную цель всех тренингов и репетиций, были приняты как ясная истина. Его признание моих способностей и возможностей сообщило мне, что я имею право на сцену. Что я вправе придумывать, творить и выступать.

Татьяна практически сразу уловила произошедшие со мной открытия и перемены. Не знаю, была ли она им рада или нет, но мне было предоставлено больше свободы и индивидуального подхода. То есть если все занимались какими-то общими делами, мне давалось отдельное задание. Валера же всё больше и больше работал сам с собой, и я угадывал, наблюдая то, чем он занимается, что он тщательно, ювелирно продолжает оттачивать свой «Парус».

Как только мне предоставили свободу, меня, что называется, попёрло. Я чуть ли не каждый раз приносил новую идею. Всех и не упомню. Татьяна, надо отдать ей должное, всегда меня внимательно выслушивала, а потом убедительно, умно и мягко объясняла, почему то, что я задумал, языком пантомимы сделать и сыграть не получится. Я всегда не верил и всегда убеждался, что она права.

Только два раза ей идеи мои показались возможными для исполнения, и мы стали репетировать. В итоге у меня получился один номер. Второй замысел, несмотря на все усилия, так и не был осуществлён, но о нём надо будет сказать отдельно.

К номеру, с которым я имел большой успех на сцене Института пищевой промышленности, Татьяна возвращаться не хотела и порекомендовала его забыть. Она объяснила, что тема человека в столовой очень избита и растиражирована, а работать надо с оригинальными идеями.

И вот какую идею я принёс. Придумал номер, в котором человек увлечённо читает книгу… А какую ещё идею мог предложить студент филологического факультета, полжизни проводящий в читальном зале библиотеки? Персонаж номера, который я придумал, читал несуществующую книгу. Сначала книга была ему неинтересна, потом он всё больше и больше углублялся в чтение, потом ему становилось весело, потом он хохотал, следом огорчался и плакал. Дальше книга начинала его пугать. Мой персонаж боялся всё сильнее и сильнее. А потом он от ужаса отбрасывал книгу, прятался от неё, но она его манила и тянула. В итоге он не выдерживал, хватал её, листал страницы к концу, быстро читал финал и с облегчением откидывался на спинку стула с выражением лица, мол, какую чушь я тут прочитал.

В этом номере нужно было много кривляться, играть то смех, то страх, нужно было точно изображать, как я держу книгу, как листаю её, открываю и закрываю. Мне всё это нравилось. Татьяна выстроила композицию этого маленького пантомимического спектакля и помогла мне найти максимально выразительные позы и движения. Когда готовый номер мы показали девчонкам, они захлопали от восторга.