Те же и граф (СИ)

Впрочем, хоть и сложные были времена в середине девяностых, но такси все же ездили по московским улицам. Да и частников всегда прорва. Однако Колосовой это было невдомек - она не пользовалась их услугами. Аспирант изящно намекнул, что придется идти пешком через весь город, и Маша тотчас пригласила его к себе.

Она вовсе не собиралась пускаться в адюльтер. Влюбилась, как всегда, платонически, с заведомым препятствием. Однако аспирант, видно, не разбирался в таких тонкостях. Раз девушка признается в любви, да еще домой пригласила, то понятно, что ей нужно.

Впрочем, Колосова не очень-то сопротивлялась. Ей вдруг помнИлось, что их страсть сметет все препятствия, что ее любовь оправдывает его измену. Еще ей, насквозь книжной девице, пригрезилось, что теперь все изменится, должно измениться! Аркадий уйдет от жены, они будут вместе. А как иначе?

И ей ничего не сказало его удивление, когда обнаружилось, что он первый у Маши. И не смутило утреннее отчуждение, почти презрение с его стороны. Добрая душа Колосова списала все на муки совести, на чувство вины перед женой. Он звонил жене несколько раз и что-то торопливо объяснял. Оправдывался. Маша старалась не слушать, уходила в другую комнату, а когда возвращалась, вопросительно взирала на Аркадия. Ждала какого-то мгновенного решения. Он ушел, не сказав ничего теплого, обнадеживающего.

И каково же было изумление влюбленной студентки, когда на следующем занятии Аркадий вел себя так, словно между ними ничего не произошло. Она осталась бы после занятия, чтобы объясниться с ним, но немецкий стоял первой парой, после которой аспирант сразу ушел. На следующей неделе то же самое. Он делал вид, будто они едва знакомы. Взгляд, скользивший по лицу Маши, ничего не выражал. Колосова не решилась напомнить о себе. Она страдала на занятиях, отвечала плохо, стала получать тройки, хотя языки всегда давались ей легко. Муки переживала нечеловеческие.

Положение усугубилось, когда она поняла, что беременна. Полностью завися от мамы, Маша вынуждена была ей открыться. Решение мамы было непреложно:

- Надо делать аборт!

До сих пор болью в сердце отзывается эта фраза.

- А что такого? - удивлялась мама. - Я в своей жизни сделала восемь абортов и ничего, как видишь, жива.

Маша представила на миг, что у нее могло быть семь сестер и братьев, таких родных и любимых! Сейчас она не была бы так одинока, имея столько близких людей!

- Господи, зачем я тогда послушала маму? - беззвучно прошептала Маша под стук колес поезда метро.

Впрочем, она не могла иначе. Днем работа на кафедре университета, вечером учеба. Ну не могла она родить тогда! Мама все устроила. Хорошо еще, зимние каникулы начались, никто ничего не узнал. Ничего не узнал и Аркадий, конечно.

Маша долго не могла оправиться после аборта. Жизнь застыла. Все вызывало отвращение. Физические муки, перенесенные ею, не шли ни в какое сравнение с тем, что Маша пережила потом. Надругательство над сокровенным, над женственностью и материнством, убийство младенца во чреве, казалось, навсегда лишали ее будущего. Мужчины вызывали чувство гадливости, омерзения. Она не могла простить себя за содеянное. Много думая, Маша поняла, что все эти муки - расплата за грех. Она ведь пожелала чужого мужа...

Аркадий скоро уехал в Германию и перестал напоминать Колосовой о пережитой трагедии. Время, конечно, все лечит. По крайней мере, сглаживает, смягчает. Однако Маша всегда помнила о неродившемся младенце, которого сейчас ей так не хватало. Был бы сынок... Или дочка, не важно. Вон Милка одна растила Владика и ничего, справилась. Летом уже в институт будет поступать.

Так что Колосова старая дева весьма относительная. И не дева, но и не баба в полном смысле, что-то неопределенное. Все еще девушка вроде бы. Сейчас это понятие размыто и свидетельствует не о невинности или социальном статусе, а о внешней форме женщины, ее образе жизни. Вот по образу жизни Колосова и есть девушка. До сих пор играет в куклы.

Вернувшись домой, Маша снова остро вспомнила томительную музыку, объятья, согласные движения в танце, ощущение мускулистого тела сквозь ткань одежды. Орлов... Игорь. Владимирович. Где же визитка?

Колосова не знала, для чего она так упорно ищет визитку малознакомого и, вероятно, женатого мужчины. Почему никак не успокоится? Ведь будь она ему сколько-нибудь интересна, неужели бы Игорь не приехал к ней? Почему же он не дает о себе знать? И куда, в конце концов, делась эта дурацкая визитка?!

Чтобы не думать о грустном, Маша взялась за уборку, снова переставила кукол, полюбовавшись каждой из них и чмокнув в носик холодную Аглаю. А потом весь вечер сидела за компьютером, набирала стихи Толи, редактируя их и исправляя ошибки.

- В конце концов, это моя жизнь! - произнесла она вслух, когда уже не было сил печатать, а спина окончательно затекла. - Как хочу, так и живу. Кого хочу, того и люблю.

Аглая не моргая слушала ее.

Глава 10

Сборы