Те же и граф (СИ)

- Любить тоже можно по-разному, - проворчала Милка. - Вон у меня в классе есть такой Дима Малышев. Уж так его мама любит, шагу свободно ступить не дает. Звонит мне каждый день, требует полного отчета. Димка стесняется, молчит, но вижу, что переживает. Задушит она его своей материнской любовью. Тоже одинокая...

Колосова приуныла. Милка напомнила ей об одной ретивой родительнице, которая терроризировала Машу с начала учебного года. Тоже единственный сын и свет в окне. Сначала беспокоилась, что ее чадо не натаскивают на ЕГЭ по русскому языку, но это не только по Машиной части. Ведь Маша ведет литературу, а есть еще и русисты. Потом мама Коли Бородина стала отслеживать программу, беспокоясь, все ли ее дитя успеет освоить до получения аттестата. И, конечно же, ее беспокоили оценки сына, не всегда высокие.

Ходят слухи, что аттестат скоро снова будет учитываться при поступлении. У нее возникали вопросы и по программе, которую давала Колосова. Надо ли детям так подробно изучать серебряный век, и почему так мало советских авторов? И так бесконечно. Причем, встречаться с Машей она почему-то не хотела, а действовала преимущественно через завкафедрой или директора.

Только однажды позвонила. Никакого хамства или брани, конечно, она не допустила, была безупречно вежлива и даже оговорилась:

- Дети от вас без ума!

Однако под внешней доброжелательностью скрывалась какая-то необъяснимая неприязнь. Маша никак не могла понять суть недовольства Колиной мамы. Из-за нее жила как на вулкане. Начальство должно было реагировать, поэтому пришлось предъявлять авторскую программу, по которой Маша работала, объясняться с завкафедрой. Тот, конечно, больше для проформы, попросил Колосову что-то учесть из требований дотошной родительницы.

Естественно, многое из программы не успевали проходить. Во-первых, потому что школьники упорно не хотели читать Бунина или Андреева. Приходилось читать вслух в классе, иначе, о чем с ними беседовать? Во-вторых, много часов пропадало из-за праздников, диспансеризации, олимпиад и прочих мероприятий, не имеющих отношения к учебному процессу. В-третьих, сократили количество часов литературы, а программа осталась прежней. Маша и так уже сжала весь материал до предела, жалко же. Словом, придраться всегда есть к чему.

- Надо отдать должное Коле, - рассказывала она Милке, - он ведет себя достойно. Занимается с большим интересом, ребенок думающий, но знает себе цену. Первое время пришлось с ним пободаться. Зато сейчас у нас, кажется, взаимопонимание.

- А мамашка что же, ревнует? - спросила Милка.

Маше не приходило это в голову. Сейчас она припомнила претензии Колиной мамы и интонации, с которыми та их проговаривала. Да, что-то в этом есть!

- Кто знает. Может, и ревнует. Она с таким недовольством сказала: "Нет, конечно, дети вас обожают!" А дальше шло продолжение, вроде как не за что обожать. Понимаешь?

- А она кто?

- Бородина? Не знаю, надо посмотреть в журнале. А что?

- Может, она тоже педагог со стажем? - предположила Милка. - Тогда тут ревность двойная. Ты поинтересуйся. Она очень даже может напакостить тебе!

- Зачем? - искренне изумилась Колосова. - Ладно бы Коля плохо учился или я его как-то обижала. Нет же.

- Я всегда говорила, что ты ни черта не смыслишь в людях! - сделала вывод Милка, а Маша задумалась над сказанным.

- Нет, отчего же? - наконец отозвалась она. - Может, я просто не могу сформулировать какие-то вещи, но чувствовать-то чувствую. Бородина неприятна тем, что мягко стелет, но жестко спать. И я ей почему-то мешаю жить.

- Да уж, - непонятно хмыкнула Милка, но продолжать не стала.

Они выпили чаю с давешними пирожными, поболтали о пустяках, и Милка засобиралась домой.

- Ты хвалила Прилепина, - вспомнила она. - Дай почитать, а то я не нашла его трудов в электронном виде.

Маша теперь редко покупала книги, уж больно не по карману, но если все же покупала, то потом расставалась с ними с трудом. Она стоически взяла с полки томик и подала его Милке.

- Только ты верни ее мне, Мил! Я сама могу забыть, ты знаешь...

- О чем речь, конечно! - легкомысленно ответила Попова. - Ну ладно, поздно уже. Гена и так не хотел меня отпускать...

Она сказала это со скрытой гордостью, а Маше стало грустно. У Милки был сын, ее ждал Гена, пусть не муж, но человек, который был ей близок. А Маша оставалась опять в одиночестве. Где же Орлов?.. И Толя? Закрыв за подругой дверь, одинокая дева направилась в комнату и еще раз тщательно прошарила все места, куда могла завалиться визитка Игоря. Ее нигде не было.

Глава 9

У постели больного