Те, которых не бывает

Кое-что, впрочем, Игорь видел впервые. Но мятного цвета шарик с нарисованными на нём белыми снежинками как будто всё ещё хранил тепло музыкальных пальцев, пахнущих ментоловыми сигаретами, – хотя пальцы, касавшиеся его, и были теперь бесплотны.

Также нетрудно было определить, кому принадлежала ханукия, которую Люба сначала отказывалась зажигать, мотивируя это тем, что язык-то она знает, а благословение нет. Закончилось всё тем, что Ольга сходила за Бертой Исааковной, которая отругала почему-то не Любу, а Асю (которая была вообще ни при чём) за плохую память, но явно была очень тронута.

Куда Ольга ходила за коллегой, Люба предпочитала не думать – равно как и о том, как именно в мешке у Деда Мороза оказались красная звезда с отколотым лучиком, пряничный домик, часы из крышки от «Нескафе» с нарисованными не в том порядке цифрами, хрустальная сосулька, плюшевый медведь с клетчатым ухом и другие сокровища, принадлежавшие в самые разные эпохи другим призрачным оркестрантам, собравшимся на сцене.

⁂

– Люба, – наконец нарушил затянувшееся молчание Дед, – притормози чуть-чуть. Я очень давно, уже минут двадцать, хотел спросить у тебя: ты умеешь врать?

– Что?

При нажатии на тормоз мир вокруг обрёл очертания, и красный кирпичный дом по левую сторону от дороги, утонувший в снегу почти по карниз первого этажа, оказался подозрительно знакомым. И эти заросли болиголова, сухими ветряными мельницами стремящиеся в небо из сугроба. И эти старинные ковры, год за годом в дождь и слякоть сушащиеся на турниках и качелях. И эти засохшие ветки плюща, обнимающие козырёк подъезда и, кажется, удерживающие его от неминуемого падения. И окно. Одно ярко светящееся окно на втором этаже.

Люба надавила на газ.

– Нет-нет, мы приехали.

Люба спрыгнула с мотоцикла, оценила диспозицию и, недобро ухмыляясь, повернулась к Деду Морозу.

– А вас не случайно в Болгарии называют Дядо Мраз!

– Не меня, а моего коллегу! – возмутился старик, отряхивая бороду. – Ты ж переводчик, должна бы знать. А Мразу надо бы позвонить поздравить. Что-то он на поясницу жаловался под Рождество, как бы не разболелся!

Но Люба его уже не слушала. Она стояла и смотрела на это окно, похожее на зависшую в воздухе звезду, которая почему-то решила не падать не землю.

Казалось, что здесь не изменилось ничего. Так же, как пятнадцать лет назад, шёл из трубы дым, алела там, в вышине, герань на подоконнике. Та же табличка с номером и именем дома. Даже плющ, казалось, не забрался выше карниза… И наверняка футбольный мяч, которым они играли, всё ещё лежит в кустах и даже не сдулся. И всё, что они писали мелом на стене в подъезде, так там и осталось. Только не прочитать – на двери висел ржавый, украшенный странными завитушками замок.

– Знакомые места? – Дед Мороз материализовался за плечом у Любы и понимающе хмыкнул. – Ты же тут жила, да?

Люба не ответила. Сколько раз в детстве она мечтала о том, чтобы жить в Доме Одного Окна, столько же раз потом радовалась, что с ней этого всё-таки не случилось. Точнее, что это случилось не с ней.

Падал снег. Пролетая возле освещённого окна, снежинки делались золотыми. Стояла неправдоподобная тишина. Люба, словно очнувшись, обернулась и указала на замок на двери.

– При чём тут я?.. Её новогоднее желание уж точно не про меня.

– Поэтому я и спрашиваю, умеешь ли ты врать. Впрочем, давай лучше назовём это театром. – Дед Мороз приподнял левую бровь и многозначительно ухмыльнулся в заснеженные усы. – Ты же представляешь, как страшно и больно, когда ломаешь, например, ногу? И как тебе необходима врачебная помощь?

Ей резко стало холодно и весело – как на горке, когда ты на неё наконец взобрался и только сейчас понял, какая она высокая и как же тебе страшно ехать вниз. Но не сидеть же тут теперь с санками до скончания времён? И вот ты отталкиваешься, закрываешь глаза и…

– Ну вы и зараза! – восхищённо присвистнула Люба. – Он же вас убьёт. И меня заодно.

– Нас не догонят, – пообещал Дед Мороз. – Во-первых, я волшебник. И во-вторых, всё-таки даже медицинской «Волге» далеко до харлея, правда?

⁂

Аня Иванова и фельдшер Валера, вырывая друг у друга телефон, звали его на лыжную базу отмечать праздник.

– Максимилиан Генрихович, вы же врёте! Вы специально нам наврали, чтобы не поехать! Я знаю, кто сегодня дежурит – и это не вы! – орал Валера, проявляя чудеса тактичности и неожиданный сыскной навык.

– Узнаю, как вы добрались до журнала, Лазарев, вам же не поздоровится. Вы тут даже не работаете.

– Если вы не приедете, мне же весь год не повезёт! – смеялась в трубку Аня. Из трубки слышались голоса, завывание ветра, ностальгический перебор гитары жёлтой и, казалось, даже пахло зимним лесом и костром.

– Вам, Иванова, и так весь год не повезёт, – отрезал Макс и повесил трубку.

Часы пробили одиннадцать. На столе стояла пустая банка из-под вишнёвого варенья; пол был усыпан обрезками прошедших дней, которые, превратившись в прошлогодний снег, украшали окно и дверь ординаторской.