Те, которых не бывает

От неожиданности Люба действительно затормозила – в полуметре от преграждающего ей дорогу полосатого милицейского жезла. Она даже не успела испугаться, зато успела не на шутку разобидеться на Деда. Если он такой зоркий, почему не сказал? Она ж, поди, километров под сто ехала, чёрт возьми, сейчас прав лишат опять. Надо было слушать Энгаус… Вот чёрт. И прямо под Новый год.

– Здравия желаю, Дедушка. – Раскрасневшийся молодой инспектор ДПС сиял, как новогодняя ёлка, и улыбался до ушей, по форме напоминавших ручки кастрюли и предательски торчавших из-под форменной шапки.

– Привет, Володя! Ну ты и вырос! – Дед заключил инспектора в могучие объятия. Люба вжалась в сиденье и решила прикинуться, что её тут нет. Впрочем, у них тут, кажется, семейная мафия. Смешно, когда твой дед работает Дедом Морозом, наверное. Может, он уговорит внука её не штрафовать?..

Любин пассажир бодро соскочил с мотоцикла и углубился в свой огромный мешок, скрывшись в нём почти наполовину. Из мешка донеслось:

– С бабушкой будешь встречать?

– Да не, я дежурю, Дедушка Мороз, – развёл руками инспектор Володя. – Но она ничего, всё понимает. Вроде к ней мама зайдёт, ну и я, как освобожусь. Я гитару ей купил новую, только вот…

Снегопад усиливался. Инспектор Володя перевёл взгляд на Любу. Взгляд этот ничего хорошего не предвещал. Люба молча полезла в карман за правами.

– Струны забыл, знаю, – донеслось из мешка. – Сейчас, погоди.

Когда инспектор ДПС Владимир Козлов как раз закончил выписывать штраф за превышение скорости водителю Любови Толмачёвой, из искрящегося сугроба, в который успел превратиться мешок с подарками, вновь возник Любин бородатый пассажир и протянул Володе аккуратную коробочку, перевязанную зачем-то красной лентой.

– Вот, тут струны бабушке нейлоновые, ну и каподастр, который ты тоже забыл. Ты там под ёлку спрячь как-нибудь, сам знаешь.

– А почему бы вам самому не спрятать? – Порядком замёрзшая и слегка раздражённая Люба мрачно смотрела на Деда из-под своего берета.

– Я не могу. – Доброжелательность Деда, кажется, невозможно было поколебать ничем, но он смутился. Или просто от мороза покраснел? Кто его разберёт… – Она в меня, как бы так сказать помягче… ну… не верит, в общем. Но это ж не повод без подарка сидеть, правильно?

Люба хотела сказать что-то привычно колкое, но почему-то прикусила свой подвешенный, подобно маятнику Фуко, и, видимо, потому сутки напролёт болтавший язык, а щёки у неё покраснели – то ли мороз действительно был достаточно колюч, то ли Любе стало неведомо почему стыдно. Стыдно за то, что она с самого детского сада была яростным противником теории о существовании Деда Мороза. «Нет, ну вы поймите, – каждую зиму втолковывала она малышам из своей детсадовской группы, стоя на горке, как Ленин на броневике. – Вот вы даже ещё не умеете писать, как какой-то там дед узнает о том, чего вы хотите? Бросьте, это мама с папой покупают!» Дети, уяснив, что Дед Мороз – опиум для народа, начинали несмело, но вполне искренне рыдать. Воспитательница ругала Любу. А через год всё повторялось. Потому что… ну не может же он быть настоящим? Что за маскарад вообще!

Люба искоса посмотрела на деда: тот достал из кармана огромную карту, развернул её и что-то бурчал себе под нос, водя длинным пальцем по улицам города, приобретавшим на бумаге вид безликих и одинаковых линий, хотя в реальности каждая из них была целой Вселенной.

– Любовь… Петровна, – инспектор дорожно-патрульной службы Владимир Козлов аккуратно, как к незнакомой собаке, притронулся своей здоровенной ладонью к рулю Любиного мотоцикла, – ведь это у вас… ну, типа… настоящий харлей же, да?

– Ещё какой. – Люба сосредоточенно потёрла нос и поправила очки.

– А он какую скорость развивает? – Глаза у инспектора Козлова напоминали две фары дальнего света в тумане.

– О, я бы показала, – Люба многозначительно скривилась и даже как-то приосанилась, – но у меня не хватит денег на ещё один штраф!

Лицо инспектора Владимира Козлова оставалось каменным («Настоящий профессионал, непробиваемый!» – подумала Люба), но зато несколько раз сменило цвет: сперва оно приобрело гранитный оттенок, затем окрасилось в мраморный, перешло в родонитовый, и тогда инспектор Козлов наконец заговорил.

– Любовь Петровна. Я это. Ну. Типа. Вы не сочтите за что-нибудь. Я же, ну, не кто-нибудь. Я вас оштрафовал за дело. У меня работа такая. И в жилом районе, ну, нельзя так ездить. Я понимаю, что Новый год, но вдруг вы бы вы кого-нибудь того. Ну, не того. И у него бы Нового года не было. И никакого бы это. Не было. Никогда. Понимаете.