В последнюю секунду он успел почувствовать, как балластный гравий под ногой упруго подался, гася толчок, и прыжок получился вялый, совсем не такой, как он рассчитывал. Тело по грудь оказалось на платформе, пальцы судорожно цеплялись за неровности настила, но разница в скоростях давала себя знать, его упрямо тянуло вниз, и он начал постепенно, сантиметр за сантиметром, сползать.
Валентин бешено засучил ногами, ловя коленом стальную закраину борта, но при таком положении та оставалась недосягаемой. Вывернув шею, он покосился через плечо. Далеко внизу, словно выхваченная камерой из полумрака, дергалась чья-то тощая нога в серой штанине и растрескавшихся сандалиях с плохо застегнутым ремешком. Под ней мельтешащей полосой бежал гравий, лоснилась головка рельса, а в сантиметре от сандалии вращалось, гудя и сверкая отшлифованным бандажом, тяжеленное колесо.
Он не сразу понял, что нога — его собственная и что если уступить еще чуть, хоть миллиметр, многотонная железяка превратит его в кровавый шматок мяса. После чего, срывая ногти в щелях между досками настила и извиваясь, как червяк, мигом взлетел на платформу, рухнул навзничь и до самой станции провалялся, как труп, следя только за тем, как подмигивает в прогалинах облаков далеко вверху точно такая же звезда.
Остальные трое благополучно погрузились на платформу в хвосте состава, а когда сошлись у светофора спустя полчаса, Цыплячья Роза только и сказала: «Ну ты дал! Мы там чуть не обоссались». Это означало, что они все видели. Хотя и не имело особого значения, потому что они пропустили вечернюю поверку, а в корпусе «Б» их уже караулил Штакет со своими подручными…
Все это мигнуло и пропало в памяти в те считанные секунды, пока Валентин сдирал с себя пропитавшиеся вонючей торфяной жижей светло-кофейные в прошлом брюки. Первым делом он вытащил из кармана деньги — доллары и те, что были при нем. Вместе со скомканной пачкой купюр на сырой мох, тупо звякнув, выпали ключи от городской квартиры. За ними последовали какие-то бумажки и леденец в сиреневой обертке. Поднимать он не стал, а занялся штанами: требовались серьезные усилия, чтобы придать им более-менее пристойный вид.
Покончив с этим, Валентин натянул на себя брюки, рассовал по карманам барахло, выпрямился и стал прислушиваться.
Окончательно стемнело, в подлеске шуршали какие-то твари, похрустывали, словно расправляясь после дневной жары, заросли, пикировали на потную шею комары. Со стороны берега не доносилось ни звука.
Он выругался сквозь зубы и потоптался, разминая затекшие ноги. Еще раз взглянул в сторону берега. На мгновение вспыхнула слепая ярость — девчонка обставила его по всем статьям, а теперь, конечно, давным-давно свалила вместе с катамараном. Надо подумать, как выбраться отсюда. Первым делом следовало отыскать мобильник. Но пользоваться им — только в крайнем случае, не исключено, что Марта поднимет шум. Хотя вряд ли — тогда ей придется объяснять, где она раздобыла оружие, а заодно и крупную сумму денег. В любом случае, сначала нужно сориентироваться в ситуации.
Обратный путь к берегу показался Валентину много длиннее: на прогалину за болотцем его пригнал слепой инстинкт, а назад, в сумраке, пришлось двигаться неторопливо, выбирая дорогу и стараясь на всякий случай производить минимум шума. В густом лозняке, где уже ощущалось влажное дыхание плеса, ему даже почудилось, что все, заплутал, но внезапно кусты расступились. Валентин разглядел расстеленный плед, примятый травостой, спуск к воде — и застыл, озираясь.
Девчонки здесь нет, отметил он со странным сдвоенным чувством. С одной стороны — облегчение. С другой — интуиция. Если бы Марта осталась ждать его здесь после того, как уже попыталась прикончить, это могло каким-то образом повернуть ситуацию в его пользу. Почему — Валентин не знал. И никаких рациональных объяснений.
Он почувствовал, как внезапно пересохло в горле, несмотря на то, что вокруг все было сырое — пала роса. Сделал шаг-другой, оказался на открытом пространстве и направился прямиком к опрокинутой бутылке каберне. Под ней на ворсистой ткани темнело широкое пятно. Протянул руку, взболтнул, — внутри еще кое-что оставалось. Жадно допил, откинув голову и механически двигая острым кадыком, опустился на четвереньки и взялся за поиски брошенного впопыхах мобильного.
Результата не было — телефон как в воду канул. Валентин ощупью обследовал всю поляну, остро сожалея, что при нем ни спичек, ни зажигалки с фонариком, и в конце концов спустился к воде.
Гавриловский плес лежал неподвижно, окрашенный в цвета почерневшей меди. На прибрежном песке, там, где в него врезался нос катамарана, еще виднелись следы. Примерно в полукилометре на воде вырисовывался какой-то неподвижный предмет, но на фоне быстро догорающего закатного неба он сливался с отражениями ольховых рощ и тополей на противоположном берегу, поэтому понять, что это такое, не удавалось.