Те, кого нет

Он и не спешил, хотя костлявая тень только пронеслась рядом, дохнула смрадом и холодом, разнесла в пыль трухлявую обомшелую деревяшку и сгинула.

Сейчас, сидя на корточках в сырой, заросшей багульником и мелкими осинками низине, в которой постепенно копился сумрак, Валентин выжидал, изредка поглядывая вверх — туда, где прямо над головой набухала дрожащая капля какой-то звезды.

Отсюда до берега озера было метров триста — сплошь кустарник с участками редколесья, заболоченные прогалины, одна из которых обманула, прикинулась травянистым лужком, и он с ходу ухнул в черную жижу выше бедер, кое-как выдрался и рванул в обход чащей, хлюпая, обдирая лицо и сипло матерясь сквозь зубы.

Как только ему удалось восстановить дыхание и собрать воедино панически мечущиеся обрывки мыслей, Валентин отчетливо понял, что ничего другого и не оставалось. Действовал он правильно. Спятившая девчонка стреляла на поражение, в упор, и если б у нее имелся хоть минимальный навык обращения с оружием, беспокоиться ему было бы уже не о чем. Другой вопрос — почему выстрел был единственным, хотя все те леденящие секунды, пока он, петляя и пригибаясь, заячьими скачками мчался к зарослям, пятно его светлой рубашки на темном фоне служило отличной мишенью.

Только раз ему случилось побывать так же близко от конца. Очень давно, еще в интернате, в Вяземском, на другом краю света. И там была железная дорога — словно уже тогда она его, мокрохвостого щенка, намертво приковала к себе ржавой цепью.

Оба желтых трехэтажных корпуса заведения, обнесенные дощатым забором, который, само собой, ни для кого не был препятствием, располагались метрах в трехстах от линии Транссиба. Точно так же чисто декоративной была и проволочная ограда, разделявшая мужской и женский корпуса интерната. А гудки тепловозов и грохот составов, катившихся мимо днем и ночью, действовали на малолеток похлеще боевой трубы.

Главная забава была такая: удрать вдвоем-втроем после уроков с территории, выбраться за околицу и у подножия лесистой сопки, там, где начинался длинный подъем-тягунок и поезда сбрасывали ход, дождаться товарняка, запрыгнуть на платформу или на подножку хвостового вагона и прокатиться через перевал до следующей сопки, где опять начинался подъем. Затем — с ходу на насыпь, пару километров в обратном направлении по распадку на своих двоих, и то же самое на встречном. Называлось — «смотаться в Находку». С той разницей, что на обратном пути состав сбрасывал скорость на входном светофоре станции Вяземское.

Экстрим этот, как сейчас сказали бы, давал недолгое ощущение свободы; к тому же в распадке, в стороне от колеи, были ягодники, и они обжирались голубикой, а заодно приванивающей клопом крупной красникой, чтобы потом неделю маяться животами и линять с уроков в медпункт.

В тот раз их было четверо — трое пацанов и Цыплячья Роза, девчонка постарше, которая упорно держалась их компании. Вся словно скрученная из ржавой проволоки, с пугающим взглядом исподлобья, с немытыми смоляными патлами, остриженными, будто овечьими ножницами, в кружок. Никто уже не помнил, откуда взялось прозвище, а имени ее толком они не знали, потому как учились в разных классах. Цыплячья Роза ходила в штанах, не признавая «бабских тряпок», и во всем была с ними на равных.

До распадка добрались без происшествий — попался состав сплошь из хопперов-рудовозов, цепляться на них было проще простого. Однако на обратном пути ждать пришлось долго — что-то случилось на Магистрали, ни пассажирских, ни товарняков не было до тех пор, пока не стало смеркаться. За все это время мимо пронесся только тяжелый тепловоз-спарка, обдав их приторной копотью соляры. Наконец, когда они уже стали подумывать, что придется кантовать ночь в тайге, на втором перевале показался длинный состав в сторону Вяземского.

Все четверо прятались в кустах у подножия сопки, в двух шагах от полотна, и не сразу рассекли, что весь он состоит из платформ с зачехленными брезентом военными машинами — вроде бы танками. Причем борта платформ опущены — хуже некуда. Только в середине состава виднелись два крытых товарных вагона сопровождения без тормозных площадок. Но выбирать особо не приходилось — перспектива ночевки в лесу никого не вдохновляла. Поэтому, когда локомотив сбавил ход, взбираясь на склон, они выдвинулись из зарослей, переглядываясь и подталкивая друг друга локтями.

Первым выпало прыгать Валентину, который уже успел сообразить, что дело швах. Гусеничные машины, закрепленные растяжками на платформах, оставляли свободными метра по три с каждого конца. Но при опущенных бортах зацепиться там было не за что — голые доски, а растяжки находились слишком высоко.

Валентин подождал, отсчитывая колесные пары: «и-раз, и-два, и-три, и…», набрал побольше воздуху, оторвался от своих и побежал вдоль полотна, постепенно набирая скорость. А когда почти догнал проплывающую мимо платформу — оттолкнулся и прыгнул «щучкой», вытянув руки перед собой и надеясь неизвестно на что. Скорее всего, на стальной трос растяжки, который должен был вот-вот подоспеть.