ТАСС не уполномочен заявить…

(«Но, ведь, скорее, случайность, что Этого не произошло. Я-то, понимаю, что она была с ним так же близко, как со мной сейчас. И в его номере, и этот опереточный красавец ее целовал и обнимал»!)

После продолжительной паузы, понимая, что его уже куда-то несет бурный ревнивый поток, но он не в силах остановиться, строгий муж сказал:

– Но это, скорее, случайность, что ничего между вами не произошло? Ты, ведь, Этого хотела?

«Ой, – пытка продолжается», – подумала Лариса. – По-моему, я вышла замуж за следователя с Петровки».

И решила, что на этот вопрос она просто промолчит.

– Я видел, как ты на него смотрела, как пылинки с него сдувала, как поддерживала под руку, когда вы шли к гостинице…

– Он был нездоров, – упавшим голосом сказала женщина.

– Ну, понятно. Зато я был здоров, как бык. Как деранул два кросса вокруг гостиницы «Россия» в двадцатиградусный мороз! Прохожие от меня шарахались. А я бежал и кричал от боли, сознавая, что моя любимая сейчас с другим…

– Арис, родной мой, – как же тебе было плохо, – сказала Лариса, крепко обнимая мужа и пытаясь его успокоить.

Она вдруг поняла, что он на грани истерики от ревности и обиды. И ему надо помочь. Точно так же, как он помогал ей после свадьбы, когда она оказалась «никакой» невестой. Ему надо просто дать возможность выговориться.

– Что же ты кричал?

– Я бежал, задрав руку, словно, держа копье, которым целился в соперника… И кричал только одно слово: «нет»!

«Бедный мой Арис, бедный. Боже мой, это ж какие горячие страсти кипели в тот жутко морозный день», – подумала Лариса.

И для нее это был не самый удачный день. Она вспомнила, как перед первым киносеансом в «Зарядье» ела шоколадку, которую запивала ледяным томатным соком. На всю жизнь она запомнила эта несочетаемое вкусовое ощущение. И ей тоже было плохо. И слезы душили ее тогда. И она чувствовала себя виноватой перед Мишелем. Но, оказывается, был человечек, которому в тот день в тысячу раз было хуже…

– Ну, ладно, я – мужик. Сильный и здоровый, – сказал Аристарх, и Ларисе показалось, что он немного начал уже успокаиваться. – Но что он с тобой сделал – этот заезжий гастролер?

И она поняла, что ей надо молчать, даже, если она с чем-то будет не согласна.

– Ты потом заболела…

– Да, я простыла, неделю не ходила на работу, что-то такое припоминаю…

– Тебя не было двенадцать дней…

– Ты считал? – изумилась женщина и потерлась губами о его щеку.

– Считал… Представь себе. Я так испугался, что он увезет тебя с собой. Ну, в смысле совсем увезет…

«Ой, милый, опасения твои были вовсе не напрасны. Он действительно звал меня замуж», – подумала Лариса.

– А когда ты вышла на работу, я как глянул на тебя, вся ревность моя тут же улетучилась. На тебя было жалко смотреть. Ты по коридорам ходила, держась за стенку.

– По-моему, ты преувеличиваешь, – тихо возразила женщина, но я действительно ослабла после той болезни…

– Ну, еще бы. Болезнь у нас была с тобой одинаковая – присуха называется. И тогда же на груди у тебя эта брошечка золотая появилась в виде скрипочки.

«Молчи, молчи, – приказала себе Лариса. – Пусть выговорится».

– Как-то обедали мы вместе за одним столом. Уже, между прочим, лето было на дворе… Говорили о какой-то ерунде, – мужчина обхватил голову руками. – Ты бы видела себя со стороны… Вроде бы, до волос своих сначала дотрагивалась. Потом рука твоя скользила на грудь, касаясь брошки, ты глаза на секунду прикрывала и – словно телепортировалась к нему… И так раз десять, пока мы обедали.

– Я поняла. Эту брошку никогда больше носить не буду, – сказала она тихо.

– Теперь я буду дарить тебе украшения, – сказал он.

– Конечно, милый, конечно. Вот это самое мое дорогое украшение, которое ты мне подарил, – и она прикоснулась губами к своему обручальному кольцу.

Аристарху это было, конечно, очень приятно слышать. Очень. Но остановиться ревнивец уже не мог.

– Ты меняла наряды, но всякий раз эта брошка оказывалась у тебя на груди. И ты постоянно дотрагивалась до нее рукой, даже не замечая этого.

(«Ой-ёй-ёй, что же мне делать?»).

– И я понял, что он просто энергетический вампир, который через это золотое украшение сосет из тебя все жизненные соки… И даже подумал, что, возможно, эта вещь – какая-то заговоренная, потому что, в первый же день, как только ты ее сняла, у нас всё сладилось так вдруг…

(«Знал бы ты, для кого я наряжалась в тот день, наблюдательный ты мой. Впрочем, лучше бы не знал. Ой! Когда же эта пытка закончится?»)

– Скажи, ты, ведь, о нем вспомнила именно тогда, когда мы ели с тобой яблоко? – Аристарх склонился над ее лицом.

(«Ой, помогите кто-нибудь!»)

– Он был у нас в гостях, мы ели фрукты… Разве есть яблоко – это преступление? – сказала Лариса, понимая, что ответила, ну, ужас, как плохо.

– Даже так. Значит, с родителями знакомила… Про гостей – верю. А вот про яблоко – что-то не то, чувствую, какая-то полуправда…

И он замолчал.

– А-а-а, – кажется, я понял, – выдал он через секунду и опять склонился над ее лицом, – это он тебе сказал, что ты – его искусительница? А как… как ты его искушала?