Таро Люцифера

У фонтана с золотой Турандот кучковалась компашка неформального вида выпивох. Корсакова узнали.

— Лис, давай к нам! — крикнул парень, салютуя пластиковым стаканчиком. — Славич проставляется.

— Позже, други игрищ и забав, чуть позже! — ответил Корсаков, не сбавляя гренадерской поступи.

Он свернул в переулок, прошел под аркой, где кто-то невидимый громко копался в мусорных баках, переулком вышел к палисаднику.

Особняк затаился в темноте, как унылый бомж в темном парадном.

Игорь тихо свистнул и громко объявил:

— Трофимыч, ахтунг-ахтунг, в небе Корсаков!

Он вбежал по лестнице.

В доме стояла гробовая тишина.

«Оно и хорошо, — отметил Корсаков. — Хуже было, если бы тут гульбарий шел в полный рост. На халявное пойло у нас народ летит, как мухи на дерьмо. Но Трофимыч, как выяснилось, мужик серьезный».

— Дед, ты где? — крикнул он в темноту.

Ответа не последовало. Только эхо, поблукав по лабиринту дома, увязло в темноте, как в старой вате.

— Дед, эй! Не бойся, один я! — крикнул Корсаков, проходя через зал.

Показалось, на втором этаже негромко хрустнула половица.

— Я поднимаюсь.

Корсаков, стараясь создавать побольше шума, затопал по лестнице.

Замер на середине. Света на втором этаже не было.

Сердце гулко заколотило в груди. Как сквозняком, выдуло хмельное веселье.

— Трофимыч, что без света сидишь? — понизив голос, спросил он.

Поднялся на последнюю ступеньку.

Под каблуком тонко треснуло стекло. Он присел, на ощупь нашел осколок. Был он вогнутый и прозрачный, как январский лед.

«Лампа!» — грохнуло в голове.

Корсаков настороженно замер. От всей души выругал себя, что, поддавшись импульсу, остался без оружия. Трофимыч максимум из чего стрелял, так из «тулки», куда ему совладать с ТТ; в корову с двух шагов не попадет.

Игорь осмотрелся в поисках чего-то, способного послужить оружием. В переделах досягаемости ничего лучше, чем обломок перил с острым концом не нашлось. Он подхватил его, как дубину, взвесил в руке. Солидная тяжесть дубовой палицы внушала уверенность.

— Дед, ты где? — громко крикнул Корсаков и бесшумной тенью скользнул в коридор.

Стоило сделать шаг, как под ногами предательски заскрипели осколки лампы. Пустой патрон раскачивался на проводе, тихо постукивая по косяку.

Игорь сделал шаг вперед. И едва успел пригнуться. Из темноты на него устремилась разлапистая тень, пронеслась над головой, обдав запахом перьев и гнили.

Корсаков кувырком прокатился по полу. Оглянулся. И невольно перекрестился.

Черная тень, ударив по воздуху огромными крыльями, застыла над перилами, а потом вытянулась, став похожей на торпеду, вылепленную из густого дыма, и с воем взмыла вертикально вверх. Где-то под крышей грохнуло, заскрежетало, словно клещами рвали металл, с потолка вниз посыпалась труха и мелкие щепки. Потом вновь в доме повисла тишина.

— Чур, меня! — суеверно прошептал Корсаков.

Мелькнула мыслишка, что чудит древний коньячок; за столь долгий строк он вполне мог стать микстурой, вызывающей демонов, или эссенцией для ускоренного погружения в белую горячку.

Выставив вперед дубину, он стал красться по коридору, рывком проскакивая дверные проемы, успевая заглянуть вовнутрь. Всюду было пусто.

У последней двери он остановился. Прижался спиной к стене.

— Трофимыч, ты живой? — позвал он. — Не вздумай шмальнуть, старый. Это я — Игорь.

Он подождал, пока Трофимыч не выдаст что-то типа «Денег принес?». Ответом был только волчий вой сквозняка.

Корсаков оттолкнулся от стены и шагнул через порог. Дубину он держал наизготовку, как бейсболист, готовясь срезать ударом любого, кто окажется на пути.

В разбитое окно свободно врывался ветер. На уцелевшем сколе стекла отчетливо виднелся оттиск ладони. Корсакову на память сразу пришли все пионерские страшилки про «Черную руку» и «Гроб на колесиках».

Он глупо усмехнулся, пытаясь защитить сознание от помрачения увиденным.

А в комнате было жутко. Не столько из-за полумрака и сгустков теней по углам. Здесь только что справила свой шабаш Смерть.

На полу слюдяными стеклышками блестели черные лужицы. Смазанные отпечатки подошв, вступивших в еще не застывшую черную жидкость, отчетливо пропечатались на пыльных досках. На стене у пролома виднелась широкая, словно малярной кистью проведенная, дуга. Она обрывалась у самого плинтуса, а по полу под ней расползалось большое пятно.

Корсаков подцепил дубиной влажный комок, валявшийся у его ног. Поднес к глазам и с омерзением вздрогнул. Тряпка была пропитана кровью. Он присмотрелся и едва сдержал рванувшийся из горла крик.

Вязаная шапочка Трофимыча окончательно пришла в негодность. Кто-то словно пережевал ее, растерзал острыми клыками, а потом выплюнул в чан с кровью.

Корсаков отшвырнул кровавый комок. Отстраненно подумал, что звать Трофимыча, больше смысла нет.

Стена при ближайшем рассмотрении оказалась сплошь покрыта царапинами. Кто-то драл обои так, что следы когтей ушли глубоко в штукатурку. Полоса на стене оказалась кровью, оставленной кем-то осевшим на пол со сквозной смертельной раной.

«Не жилец», — вынес приговор Корсаков, мысленно прикинув размер выходного отверстия, из которого на стену хлестнула кровь.