Таро Люцифера

— Не тот случай. — Сергей Семенович поморщился. — Разнарядка аж из министерства пришла. Комплексная проверка туда едет. А нас — до кучи. У начальства свои планы, а мне главное с кровниками не встретиться.

— А есть они, кровники?

Сергей Семенович поджал губы.

— Опять война там будет, сердцем чую. — Он поскреб грудь. — Не к добру туда наши зачастили. И если подумать, не бывает так… Столько крови пролить, а потом — абзац. Типа мир. Хрен там!

— Надолго?

— Пока на два месяца. Только уже намекнули, если вернусь, дадут майора — и под зад пинка. На пенсию, значит. — Он повернулся к Игорю. — Получается, без крыши ты остаешься, парень. Капитана Немчинова тоже гонят в командировку. Версия есть, Галька, сука, подставила нас. Дознавательница, хренова. Дело у нее в суде развалили из-за неправильно составленного протокола. Она стрелки на Немчинова перевела, типа, он даже грамоте не обучен. Немчинов прилюдно ее послал. А Галя сосет у кого-то в ГУВД. Ну и вложила она нас между миньетами по полной программе.

— А вас-то за что?

— До кучи. Всю нашу команду, сука, на этап поставила. Вот такая чистка рядов вышла!

— М-да, у вас, оказывается, интриги.

— Чем же мы хуже других! Думаешь, если менты, то уже не люди?

— Почему же… Вы, Сергей Семенович нормальный мужик. Дерьма от вас я не видел.

— Тогда, выпей со мной, Игорек. А то настроение у меня, прямо слово, боевое. Я уже успел со своей крысой до развода дособачиться. Никакого сочувствия. Вернусь, квартиру делить будем. — Он сплюнул. — Вся гадость от баб. Правильно говорю?

— Ну, бывают и приятные моменты, — мягко возразил Корсаков.

— Именно, что — моменты. Типа этого праздника души. — Он ткнул пальцем через плечо, указав на гуляющую свадьбу. — А потом будет пожизненное похмелье.

Участковый снял фуражку, взъерошил прилипшие к лысине прядки. Взгляд его упал на «стетсон» Корсакова.

— О! Дай-ка, примерю твою ковбойскую. Сколько хожу, столько завидую.

Он отложил свою фуражку, сграбастал «стетсон» и водрузил себе на голову.

Бутылка при этом скатилась со скамейки, Корсаков выбросил руку, и успел подхватить ее в сантиметрах над землей.

— Ковбой! — похвалил его Сергей Семенович.

Он с аппетитом сглотнул.

— Давай ее сюда, красавицу.

— Сергей Семенович!

— Что, уже со мной и выпить западло? — обиделся участковый.

Он, не принимая возражений, вытащил бутылку из напряженных пальцев Корсакова. Посмотрел на этикетку.

— На коньячок перешел? Богато живешь.

Корсаков мысленно взмолился всем богам, демонам и чертям сразу. Но, знал, судьбу бутылки уже ничем не изменить. Стоило только посмотреть на алкогольно-жадный блеск, в глазах Сергея Семеновича.

— Вообще-то Лени Примака коньяк.

У Сергея Семеновича мысли шли своим путем.

— О, а ты на друга баллон катил, — заключил он. — Ты за него штраф заплатил, а он — коньяком проставился. Все по-людски. — Он взболтнул бутылку. — Вроде бы, не фальшак. Как по-русски называется?

— По-русски — «Хеннесси».

Участковый передал бутылку Корсакову, выложил на скамейку австрийский ножик.

— Ты расколупай пробку, Игорек. А я за стаканом схожу, — сказал он, вставая. — Не бомжи же мы, такой напиток из горла сосать.

Тяжко переваливаясь, он побрел к ресторану.

Первым желанием Корсакова было сорваться с низкого старта с бутылкой, как с эстафетной палочкой, в руке. Даже судорога по икрам пошла. Потом пришла мысль, что глупо бегать от судьбы. Хоть она и явно мухлюет, сдавая карты.

И сразу на душе стало легче.

«Если верить рассказам бабушки, у нас в роду гусарили все мужики без исключения. Кровь ордынских князей, видимо, покоя не давала. Куролесили так, что небу жарко было. Но чтобы двухсотлений коньяк с околоточным пить… Такого еще не случалось», — усмехнулся Корсаков.

И острым австрийским лезвием сковырнул золото луидора.

Глава десятая

Жизнь улыбается тебе, а ты шлешь ей воздушный поцелуй, когда по венам твоим бежит жидкое золото коньяка. Кто пил, спорить не станет.

А если это не обычный марочный продукт, а чистая амброзия двухсотлетней выдержки? Господа, надо вовсе не иметь души, чтобы, вкусив божественный нектар, не ощутить себя равным богам!

Корсаков спешил к Трофимычу за новой бутылкой, взамен той, что по прихоти судьбы бальзамом излилась на израненную душу участкового. Корсакову досталась ровно половина, и под действием волшебного напитка он не шел, а летел на крыльях счастья, распугивая мирных граждан, совершающих поздний променад по Арбату.

Ошалевший не столько он выпитого, сколько от запредельной несуразности всего произошедшего с ним за последние сутки, он чувствовал на своих губах глупую улыбку, выигравшего миллион идиота. По всем раскладам, избитый и растоптанный, загнанный в свою конуру и обложенный со всех сторон, он должен был свернуться калачиком и дрожать в предсмертной тоске. А он шел, нет, летел на черных крыльях распластавшегося плаща, подобный тому непокорному ангелу света, что бросил вызов самому богу и, насколько известно, ни разу об этом не пожалел.

Рифленые подошвы армейских ботинок вминали арбатскую мостовую. Звезды смотрели с небес. А красивые женщины провожали взглядом.