Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью

(Невероятно типичная для Тарковского оговорка. Любое застолье – и всегда – он неизменно превращал в трибуну для своих размышлений об искусстве вообще и о своих планах на ближайшее будущее. Своих «собутыльников» он щедро одаривал фонтаном идей, иногда вызревавших тут же за столом. Он так увлекался, что переставал часто замечать, что же по-настоящему происходит вокруг. Поэтому многие очень существенные соображения Тарковского об искусстве и о себе в искусстве записывались мною для «Книги сопоставлений» не в тиши его кабинета, а в сумбуре русских посиделок. Л моему магнитофону, то есть моей возможности записывать, он открыл зеленую улицу. Удивительно, но с течением времени далеко не все и не всегда в подобных ситуациях оставались его благодарными слушателями. У себя дома, например, он, увы, редко оказывался окруженным не просто достойными собеседниками, но, хотя бы, просто благодарными слушателями. Больше сидело за его домашним столом нужных людей для налаживания семейного быта. Бспоминается, какие раз, завороженный сам своим рассказом, он неожиданно тормозил на каком-нибудь слове и, оглядевшись, изумленно восклицал: «Лара, а где, собственно, все? Что вы– там делаете?»)

Тарковский. Нет, вы не представляете себе, до какого совершенства можно довести спектакль. Ведь в спектакль, в отличие от фильма, можно вмешиваться и через месяц, и через полгода! Если, конечно, ты хочешь, чтобы был настоящий спектакль… Грубо говоря, можно подойти к директору театра и умолять его: дай, бога ради, например, 500 рублей на поднимающийся задник, а? И если убедительно умолять, то даст ведь, сделает все…

Папа хохочет от души, а Ольга Константиновна Мордвинова выражает трезвое сомнение.

Мордвинова. Ну, знаете ли, это какой директор…

Тарковский. Потому что, Евгений Данилович, спектакль для меня, как живой человек, который будет все время меняться… вот счастье!

Мордвинова. Ах, Андрей, если вы так увлечены, то актеры пойдут за вами прямо-таки осчастливленными…

Тарковский. А я, Липа, именно актеров более всего уважаю в театре, бесконечно уважаю…

Сурков (замечая, что я наливаю водку). Олька, ну не пей больше…

Калмыкова. Это для меня, а Ольга свою уже выпила…

Тарковский (решительно). Давайте сейчас выпьем за Тяпу! (сын Тарковского – Андрей)

Конечно, я в театре посторонний человек, но Бергман, например, связанный с театром постоянно, называл именно театр своей женой, а кинематограф всего лишь любовницей… То есть понимаете разницу?

Сурков. Это фраза из Чехова.