— А не слишком ли дорого стоит оборона Ленинграда? Имеешь ли ты представление, дорогой мой мальчик, какой ценой удержали этот город? И дело не в разрушенных домах и заводах… Нет. Дело в людях. На Большой земле… Мы там понятия не имели, сколько здесь погибло людей. И каких людей! Ценных специалистов, мастеров, художников, ученых…
— А что же было делать?.. Сдаваться? — тихо спросил Миша.
Мальцев ответил не сразу. Он пристально посмотрел на юношу, пытаясь понять его отношение к этому вопросу, отхлебнул глоток чаю и покачал головой.
— Не знаю. Я маленький человек. Мы с тобой крошечные винтики государственной машины и должны скромно выполнять свои функции. Нас не спрашивают, что делать. Нам только приказывают.
— А вы считали, что… — начал было Миша, но гость его перебил.
— Я ничего не считаю. Я говорю только о том, что видел своими глазами, слышал своими ушами.
— А я думаю, что глаза у людей не много видят. Только то, что кругом, — упрямо возразил Миша.
— Эх, молодость, молодость! — со вздохом сказал Мальцев. — Героическая, бездумная, горячая…
— А разве это неправильно? — спросил Миша. — Вот, например, такой факт… Когда снаряд или бомба близко разорвутся, то человеку кажется, что весь Ленинград на воздух взлетел… и вообще конец света. А на самом деле ерунда…
Миша волновался. Ему казалось, что Мальцев прощупывает его настроение, хочет посеять какие-то сомнения или испытывает, но для чего он это делал — неизвестно.
— Да, да, да… Все это так. Действительность существует для каждого из нас… Человек исчезает, и вместе с ним исчезает все, — сказал он и еще раз повторил: — Все!.. А что будет после него… Не все ли ему равно?
— Хоть потоп! — хмуро напомнил Миша.
— Нет. Ты меня неправильно понял, — с улыбкой сказал гость. — Для меня этот вопрос имеет особое значение. Дело в том, что здесь погиб мой сын. Да, погиб… И вот сейчас мне и в самом деле все, что связано с Ленинградом, стало как-то безразлично… Ленинград существовал для меня потому, что здесь жил и учился мой сын. По своей занятости я редко видел его… Он был примерно твоих лет… может быть, немного постарше. — Говоря это, Мальцев не спеша достал из кармана бумажник, вынул оттуда фотокарточку и протянул своему собеседнику. — Вот, посмотри…
Ничего не подозревая, Миша взял снимок, взглянул и ясно почувствовал, как у него зашевелились волосы на голове. На снимке был атаман воровской шайки — Жора Брюнет. Мише навсегда врезалось в память нахальное выражение его глаз, презрительная, чуть брезгливая улыбка, высокомерное поведение. Вспомнил он и последнее… Дикий крик, вытаращенные от ужаса глаза… Здесь, на портрете, юноша был несколько иным, чем в жизни. Красивый, приятный, с приветливой улыбкой.
— Коля… Вы знали этого мальчика?
Миша поднял глаза и, встретившись с пытливым взглядом гостя, еще больше смутился. Мальцев жадно наблюдал за ним. Он видел замешательство юноши, видел, какое впечатление произвел на него портрет.
«Что же делать? Теперь не скроешь, — думал Миша. — А если врать, совсем запутаешься».
— Да, — сказал он. — В прошлом году мы с ним встречались. Его зовут Жора Брюнет.
— Звали его Георгий. Но почему Брюнет?
— Брюнет? Ну, это вроде клички или прозвища.
— А где вы с ним встречались?
— Этого я не могу сказать…
С последними словами Миша положил снимок на стол, отошел к пианино и встал спиной к гостю.
— Почему вы не можете сказать? — настойчиво спросил Мальцев.
— Не могу… Это секрет.
— Какие же теперь секреты?.. Если он погиб.
— А я-то еще живой.
— Да. Вы живой… — повторил Мальцев и, немного подумав, тихо продолжал: — Коля, голубчик… Я очень вас прошу, расскажите все, что касается моего мальчика. Ну хотя бы то, о чем можно говорить. Мне не нужны ваши детские секреты… Но если вы даже проговоритесь…
— Вы сообщите папе, — подсказал Миша.
— Нет, нет! — поспешно сказал Мальцев. — Теперь я понимаю, в чем дело… Могу вам дать честное слово. Могу поклясться чем угодно, что ни одного слова не пророню из всего того, что узнаю от вас. Я слишком уважаю Сергея Дмитриевича…
— Тем более, что уважаете, — проворчал Миша и направился к выходу.
— Куда вы?
— Я посмотрю, что Аля делает, — пояснил Миша. — Она тоже меня воспитывает.
Миша прошел в комнату Лены и тихо постучал, надеясь, что она не ответит. Но он ошибся. Лена не спала.
— Кто там? Можно, можно, — раздался голос девочки.
Миша вошел и плотно закрыл за собой дверь.
— Зажги свет, — тихо предложила Лена.
— Не надо. Я пришел просто так, — сказал Миша, подходя к кровати. — Очень, понимаешь, все сложно получилось. Боюсь запутаться. Надо бы посоветоваться, и не с кем…
— А я? — с обидой спросила Лена.
— Ты же ничего не знаешь. А рассказывать — долгая история… Такая неожиданность! Я прямо обалдел, когда увидел портрет…
— А ты все-таки скажи, Коля. Я быстро понимаю.
— Когда-нибудь в другой раз… Он оказался отцом одного парня… А я все про него знаю… про его сына. Просит рассказать…
— Что ты!.. Это такое дело…