Тарантул

Рассчитавшись, они вышли на улицу и сели в машину. Всю дорогу майор молчал и курил. Мише хотелось задать ему несколько вопросов, но он крепко запомнил замечание Николая Васильевича, что никогда ко взрослым не следует обращаться с праздно-любопытными вопросами и не заговаривать первому, пока не спросят.

По пути Мишу завезли на судно.

- Иди спать, Миша. Завтра я заеду к Николаю Васильевичу и увидимся, - сказал на прощанье майор.

6. Разговор в темноте

Поднимаясь по трапу, Миша услышал окрик:

- Эй! Кто там? Ты, что ли, адмирал?

- Я.

- Шикарно, браток, живёшь. На машине прикатил. Миша промолчал. Его раздражал этот шутливо-покровительственный тон, но как отучить от него машиниста, он не знал. Самое лучшее - отмалчиваться.

- Ты что-то и разговаривать не хочешь?

- Если ты меня все время дураком выставляешь, то говорить нам нечего, - буркнул Миша, направляясь к себе.

- Погоди, Миша. Куда торопишься? - дружелюбно сказал машинист, загораживая дорогу. - Давай поговорим по-хорошему. Когда я тебя дураком выставлял?

- Всегда. Зачем ты меня адмиралом зовёшь?

- Да ведь я по-дружески… Погоди. Ребята за день натрудились - и спать, я на вахте один. Посидим.

Сысоев сел на бухту каната, вытащил из кармана коробку с табаком и начал крутить из газетной бумаги цигарку. Миша хотел уйти, но почувствовал какую-то новую нотку в голосе машиниста и остался.

- Сложная, брат, штука жизнь… - глухо, со вздохом сказал Сысоев, пристраивая фитиль к кремню и ловко высекая огонь. - Похоже, что я один на всем свете остался… Видел сегодня земляка. Говорит, деревню нашу немцы сожгли, а стариков моих на тот свет отправили… Печальная картина получается.

Сысоев помахал затлевшим фитилём, прикурил толстую цигарку и закашлялся.

- Тьфу! Черт! Першит в горле.

Где-то в ближайшем доме заиграл патефон. Миша вспомнил, как он тоже потерял родителей, и ему стало жаль этого одинокого человека.

- А деревня у нас была хорошая, - продолжал Сысоев, освещая своё лицо огнём цигарки. - На высоком месте, а внизу речка. Фруктовых садов много, и больше всего вишни… Весной, когда цветут, очень замечательно. Выйдешь вечером на улицу, так, понимаешь, такой аромат нежный… А днём пчелы гудят. И вот, когда все это было, так не ценил. А в плаванье ушёл, да попал за границу, тогда и заскучал. И сейчас… Стоит перед глазами вся деревня в цвету… А в речке у нас раков много. Ты ловил когда-нибудь раков?

- Нет.

- А я много их ловил, когда вроде тебя шпингалетом был. Ночью ловили. Соберёмся компанией, круглых сеток наделаем, на середину лягушку ободранную привяжем и на палках спустим с берега. А потом костёр разведём и сидим кругом, сказки страшные рассказываем. Про домовых, про русалок да про леших. Дураки были, - верили, боялись.

- Ну, а раки? - спросил Миша.

- Чего раки? Раки своё дело делают. Залезут в сетку лягушку сосать, ну и вытащим их на берег - ив ведро с крапивой.

- Зачем с крапивой?

- А в крапиве они живучими бывают. Лучше, чем в воде.

Завыли сирены на военных кораблях, их подхватили гудки заводов, а затем и городское радио объявило тревогу.

- Никак налёт! - сказал Сысоев, поднимаясь с бухты. - Давно не было. Так ты, Миша, на меня не сердись. Я ведь это так…

Они поднялись к рубке и стали наблюдать. Во всех концах города вспыхнули столбы прожекторов, пошарили по небу и исчезли. Где-то очень далеко в небе замелькали жёлтые разрывы зениток. Когда донеслись их хлопки, Миша обратил внимание на то, что патефон по-прежнему играет какой-то вальс.

- Ко всему человек может привыкнуть, - задумчиво сказал машинист, тоже прислушиваясь к музыке. - Воздушная тревога, а им хоть бы что…

- Привыкли. Сколько этих тревог было - не сосчитать.

- Куда ты ездил сегодня? - спросил Сысоев.

- Ездил по делу. У сестрёнки был, дома был…

- Сестра старше тебя?

- Младше. Пять лет.

- Ну-у!.. Маленькая. Привёл бы когда-нибудь. Я люблю маленьких ребят.

- Приведу, если отпустят. Она на лодке хотела покататься.

- Обстрелов она не боится?

- Нет.

- Молодец. Хотя, положим, ребята ничего не боятся. Они же не понимают опасности. Им все нипочём.

Сысоев замолчал, вглядываясь в темноту. Недалеко от них, на набережной, мелькнул огонёк папиросы. Это курил дежурный милиционер, пряча огонь в рукав шинели. Миша думал о Сысоеве. В этом человеке неожиданно открылись новые стороны. Если раньше Мише хотелось унизить Сысоева какой-нибудь шуткой, сделать ему больно, то сейчас он почувствовал в нем человека, который переживает, думает, болеет душой за других.

Скоро тревога кончилась, и Миша спустился к себе в каюту. Раздеваясь и укладываясь спать, он вспомнил пьяного шофёра, встреченного им в столовой. Как попал шофёр из Старой Деревни в столовую Московского райсовета, он не успел понять… Он уснул, едва положив голову на подушку.

На другой день Мишу вызвал к себе старший механик.

- Миша! - сказал он, когда юнга вошёл в каюту. - Брат сейчас очень занят и просил тебе передать, что ты и твои приятели ему пока не нужны. Мы скоро начнём котлы чистить. Это дело для тебя важней. Если тебе нужно предупредить друзей, сходи. Передай от меня привет.