Тарантул

«Здравствуй, папа! Сообщаю тебе, что мы с Люсей живы и здоровы, а мама погибла от немецкой бомбы в прошлом году. Квартира наша в порядке, и ни одного снаряда не попало. Даже стекла целы. Люсю я устроил в детский сад, в который сам ходил, на Пушкарской улице, и там она живет неплохо. Немцы нам все равно ничего не сделают, потому что город обороняют все ленинградцы. Мы не сдадимся. А что они стреляют. так мы не боимся. Я работаю юнгой, а скоро буду механиком, когда кончу учиться. А баловать мне некогда, потому что все время при деле нахожусь. Сегодня мы починяли на «Волхове» водопроводные трубы, и нас похвалили за хорошую работу. Про нас ты не беспокойся, а бей фашистов и вернись домой живой и здоровый. Ты все думаешь, что я маленький, а я уже вырос и могу жить не хуже других. О Люсе я сам забочусь, а завод переехал на Большую землю, и здесь никого не осталось…»

Единственным желанием Миши было успокоить отца, ободрить. Хотелось написать много, но он вспомнил, что ему опять надо идти к ворам. На улице темнело. Закончив письмо, он запечатал его, написал адрес и сунул в карман. К Люсе идти было уже поздно. «Завтра схожу», – решил мальчик и вышел из дому.

* * *

Настроение в квартире Кренделя было подавленное. Тося еще днем успела сообщить, что Леньку Перца и Ваню Ляпу посадили в тюрьму. Конечно, они не выдадут своих соучастников, но было жалко потерять надежных друзей. Исчезновению Пашки не придавали большого значения. Он был новичком и не успел Прочно войти в шайку.

Миша, наполненный радостью и не понимая общего настроения, весело поздоровался со всеми.

– Ты чему обрадовался? – мрачно спросил его атаман.

– Так, ничего особенного.

– Что я, не вижу, что ли?

– Письмо от отца получил. Думал, что убили, а он живой, – сказал Миша.

– Письмо от отца? Тоже радость! Пора привыкать своим умом жить.

– Так я живу своим умом… У других не занимаю.

– Знаешь новость? – Какую?

– Ленька с Ваней попались.

– Как попались? – с недоумением спросил Миша, не поняв, о чем идет речь.

– Ну, попались… Что ты, не понимаешь? Посадили в уголовку,

Эта новость заставила мальчика насторожиться. Не об этом ли предупреждал его утром Бураков? Миша Сразу перестроился на другой лад.

– Надо выручать, – озабоченно сказал он.

– Не так просто… А ты пойдешь, если надо будет?

– Понятно, пойду.

Крендель хлопнул Мишу по плечу.

– Этот свой в доску, Жора.

– Черт!.. Вот не вовремя эти дураки влипли, – задумчиво сказал Брюнет. – Слушай. Мишка… Хорошо жить хочешь?

– А почему нет?

– Когда немцы придут, ты что собираешься делать?

– А там видно будет, – подумав с минуту, сказал Миша.

– Потом поздно… Надо сейчас определять. Хочешь с нами?

– Могу и с вами.

– Я тебе дело найду. Согласен?

– Что значит – согласен? Надо знать, о чем речь. С колокольни прыгать не согласен, а если что-нибудь полегче – могу.

Брюнет, уверенный в Мишке, сходил на кухню и принес противогаз.

– Держи.

– На что он мне?

– Держи, говорят. Пригодится. Все с противогазами ходят. Завтра к десяти часам утра придешь к Витебскому вокзалу. Там тебя встретит Нюся… Слышишь, Ню? Отведешь его к Виктору Георгиевичу.

– Миша, вы меня ждите у трамвайной остановки, если ехать от Невского. Не опаздывайте.

– Не опоздает, – ответил за Мишу атаман. – Слушай дальше. Отдашь противогаз и скажешь, что от меня пришел. Об остальном с ним договоришься. Понял?

Миша оказался в затруднительном положении. Ему было сказано: «не соглашаться и не отказываться». Как быть сейчас? Впрочем, никакого предложения со стороны Брюнета еще не сделано. Предложение, наверно, будет завтра.

– Есть, – кивнул он головой в знак согласия.

Миша соображал: уж не тот ли это противогаз, о котором однажды спрашивал его майор?.. Виктор Георгиевич! Так зовут Горского.

Миша все больше входил в роль разведчика. Личную ненависть к Нюсе и Брюнету ничем не проявлял и даже, наоборот, старался быть с ними приветливым.

Разговор снова зашел об арестованных.

– Ерунда! – сказал атаман. – На Большую землю их не успеют увезти. Пока следствие идет, пока суд, пока что… Немцы придут и выпустят.

Говорил один Брюнет. Остальные совершенно не интересовались политикой, войной и слепо верили атаману. Он был начитаннее и образованнее их. Миша слушал, и внутри у него кипело. «Ух, подлая гадина!.. Продажная душа, – думал он. – Хочет выслужиться перед немцами, чтобы жить паразитом, гулять, воровать… Ему все равно, кто будет в Ленинграде». Миша вспомнил письмо отца. Стало жутко. «Там на фронте кровь льется, жизни не жалеют, а эти паразиты готовят нож в спину». От этой мысли захватило дыхание, и, чтобы не выдать себя, не наброситься на предателя, Миша встал.

– Я пойду.

– Рано еще. Посидите, Миша, – сказала Нюся.

– Нет. Мне надо по делу.

– Противогаз-то забыл!

Миша вернулся, взял противогаз и, не прощаясь, вышел.

Неожиданный его уход несколько озадачил воров, но они уже привыкли к странностям этого спокойного, неразговорчивого, но твердого парня и не придали его торопливому уходу особого значения.

– Живот у него схватило, – сказала Тося. – Стеснительный.

Все засмеялись.

19. Поздно вечером