– Ну вот! Опять что-нибудь с затемнением? – с недовольной улыбкой встретила его Евгения Васильевна. – На Невский у нас одно окно открыто… Неужели на дворе?
– Никак нет… Не беспокойтесь. Я по другому поводу, – сказал Кондратьев, усаживаясь на стул и вытаскивая из полевой сумки какие-то бумаги. – Срочно требуется Анна Каряева… Есть у вас такая?
– Есть. Санитарка.
– Вот. Затем требуется Иконова…
– Такой нет.
– Как же нет? Ольга Михайловна Иконова.
– Никонова?
– Виноват. Действительно, Никонова, – поправился участковый, поднося к глазам повестку.
– Это рецептар… Зачем они вам?
– Есть маленький разговор. Надо кое-что уточнить.
– Позвать вам их сюда?
– Никак нет. Пускай оденутся. Прогуляемся до отделения. Да вы не беспокойтесь. На полчасика. И что это за оказия! Как только видят милицейскую форму, так сразу и пугаются, – посетовал участковый. – Совесть у вас не чиста, что ли? Или с детства люди напуганы «букой-милиционером»?..
– Я не пугаюсь, но ведь вы не на танцы приглашаете?.. Не на вечеринку?
– Танцы не танцы… – неопределенно сказал участковый. – Танцы у нас особые, но пугаться без причин не годится.
– Хорошо, я сейчас им скажу. У вас повестки?
– Так точно! Вот вручите. Я подожду.
Через полчаса рецептар аптеки сидела в комнате оперативного работника отделения, с которым уже встречалась дважды, и с недоумением поглядывала на второго мужчину. По всем признакам, с ним здесь считались. «Что у нас могло случиться? – думала Ольга Михайловна. – Перепутали лекарство и кто-нибудь отравился? Вряд ли. За последнее время я не выписывала ни одного рецепта с сильно действующими средствами. Зачем-то вызвали Аннушку…»
– Ольга Михайловна, вы нас извините, что потревожили, – начал оперативный работник. – Оторвали, так сказать, от важных дел. Но вот товарищу Маслюкову надо кое-что выяснить. Он работает в ОБХС. На площади. Мы будем протокол составлять, Сергей Кузьмич? – спросил он Маслюкова.
– Я думаю, не стоит. Это разговор предварительный… Если будет нужно, потом оформим. Товарищ Никонова, мы имеем сигналы… Скажите, что собой представляет Шарковский Роман Борисович?
Ольга Михайловна с удивлением подняла брови, подумала и неторопливо ответила:
– Шарковский? Старый, опытный, хорошо знающий свое дело работник. В аптеке он работает давно.
– Насчет его квалификации мы не сомневаемся, – сказал Маслюков. – Он заведует складом?
– Он дефектар. В его ведении находится… Ну, если хотите, склад. По требованиям из ассистентской он отпускает нужные лекарства.
– Вот, вот… Скажите, пожалуйста, у вас никогда не было сомнений в его честности? Никаких подозрений? Особенно зимой сорок первого – сорок второго года…
Вопрос несколько смутил Ольгу Михайловну. Теперь она поняла, зачем вызвали ее и санитарку. Обе они старые работники аптеки, и вся «деятельность» Шарковского проходила на их глазах.
– Вы ставите меня в неловкое положение. Как я могу подозревать человека, если нет точных данных?..
– Ревизии у него бывали? – продолжал спрашивать Маслюков.
– Ну конечно.
– А результаты?
– Я не читала актов, но вы можете получить их у управляющей.
– Все это не то.. Документы мы смотрели, но нас интересует фактическая сторона дела. Провести за нос можно любую комиссию… Особенно такому, как Шарковский. Я думаю, надо пригласить для беседы и товарища Каряеву, – неожиданно предложил Маслюков, поднимаясь из-за стола.
– Товарищ Каряева, пожалуйста, сюда! – крикнул он в коридор, широко распахивая дверь. – Проходите, садитесь и не стесняйтесь. Здесь все люди свои.
Аннушка недоверчиво посмотрела на Маслюкова, чинно поклонилась присутствующим и села.
– Вот мы тут начали разговор с Ольгой Михайловной об одном вашем сотруднике, – продолжал Маслюков. – Шарковский Роман Борисович. Работает он у вас давно. Не правда ли?
– Работает он давно, – подтвердила Аннушка.
– И хорошо работает?
Аннушка покосилась на Маслюкова, поправила платок на голове и пожала плечами.
– Я человек маленький. Мое дело уборка, приборка, мойка. Что я могу понимать?
– Но все-таки? Вы с ним работаете не один год. Каждый день видите… Вот нам, например, стало известно, что он меняет дефицитные лекарства… Так сказать, спекулирует.
Аннушка перевела взгляд на молча сидевшую Ольгу Михайловну и поджала губы.
– Вы не замечали, товарищ Каряева? – спросил оперативный работник.
– Я ничего не знаю, – упрямо сказала Аннушка. – Какое мне дело до Романа Борисовича? Чего он меняет, кому меняет… Он же меня не спрашивает.
– Мы вызвали вас не для допроса, а для беседы, – мягко сказал Маслюков. – Мы обращаемся к сознательным женщинам, защитникам Ленинграда. Ну, посудите сами… Государство ему доверило ценности, а он в личных интересах разбазаривает их, наживается. Кого же он обманывает? В первую очередь вас. На ваш хороший, передовой коллектив ложится тень. Верно я говорю? Товарищ Каряева?
– А это мне неизвестно. Вы спросите у Ольги Михайловны. Она провизор, а я что… я санитарка.
– Ольга Михайловна! – обратился Маслюков к рецептару.