Странная это была ситуация, она тоже запечатлелась у меня в сознании, словно выделенная особой подсветкой: разгар дня, блистающее летнее солнце, распахнутые настежь окна, детские голоса и крики, доносящиеся со двора. Город жил обыденной жизнью. И в это время два человека, в здравом уме, сидя в гулкой квартире, по которой, колыша шторы, гуляли лёгкие сквозняки, вполне серьёзно, точно заговорщики, на пониженных голосах обсуждали, как им спасти человечество.
Кофе мы тогда выпили немеренное количество, обсудив попутно массу посторонних вопросов. Может ли Игра захватить весь мир ? Тут мы оба сошлись, что да, разумеется, может: большинство людей жаждет именно чётких и ясных правил социального бытия, свобода им не нужна, она влечёт за собой ответственность. И можно ли будет «зрячим», не геймерам, жить в порабощённой стране? Конечно, можно, рецепт: поведенческая мимикрия, ничем не выделяйся, действуй, как все. Не является ли аналогом нашей Игры «юридическое общество» Запада — когда на каждый жизненный случай создаётся закон? Я с этим не согласился: закон можно изменить или вообще отменить, но в том-то и дело, что правила Игры скорректировать нельзя. И в завершение — как добраться до Башни, создающей маглоров: взорвать, сжечь, разломать?
— Не представляю, — честно сказал Иван, — знаю одно: чтобы победить, надо сражаться.
Неизвестно, до чего бы мы в итоге договорились, но около пяти вечера у Ивана замурлыкал сотовый телефон.
— Слушаю... Что?..
Я увидел на нём застывшую маску вместо лица. Томительно тянулись секунды.
А затем:
— Хорошо. Понял, — сказал Иван, ровным, словно отшлифованным, голосом подавляя возбуждение собеседника, и, помедлив мгновение, нажал кнопку отбоя. Перевел тёмный взгляд на меня.
— Они всё же его достали. На платформе «Площадь Восстания», столкнули под поезд.
Я даже не стал спрашивать, о ком речь. И так было понятно, что это о Хухрике. Я пробормотал:
— А это значит...
— А это значит, что недели у нас нет, — сказал Иван.
Затаив дыхание, я смотрел, как Иван продвигается в зеленоватой атмосфере Игры. С локализацией повезло: он вошёл в игровое пространство неподалёку от Сенной площади. Это составляло чуть больше половины пути до Башни. Видимо, где-то в этом районе находилась квартира, которую он специально для данной операции снял. Удача, несомненно, удача! Инсталляция хоть и была, как правило, привязана к месту физического нахождения игрока, но всё же существовал и ощутимый разброс. Иван рисковал очутиться чёрт знает где: возле Невского, например, или в переулках у Исаакиевского собора. Сразу после входа в Игру он прихлопнул двух синхронно прыгнувших на него ядозубов. Почему ядозубы сработали в паре, я объяснить не мог. Подразумевалось — по крайней мере, так я понимал, — что в начале Игры они должны появляться поодиночке. Или это тот самый пропорциональный рост, о котором рассказывал Хухрик? Ведь Иван на этой неделе в Игру не раз заходил, очки набирал, увеличивал рейтинг, значит, ему положен более высокий уровень сложности.
Реакция у него была потрясающая. Иван выглядел сейчас как подлинный воин: в лёгкой броне, состоящей из полупрозрачных золотистых чешуек (движений они, по-видимому, не стесняли), на поясе с левой стороны — меч, с правой — ещё один нож, пока не использованный (лезвие первого растворилось в крови ядозуба), в руках — арбалет (когда он успел его зарядить, я тоже отследить не успел).
Картинка была изумительно ясной. Мы с Иваном договорились, что на время операции я надену очки, сопряжённые с ноутбуком Адели, для объёмного видения (сам я пребывал, естественно, у себя), но контактные чипы ни в коем случае подключать не стану. В этом случае, как он объяснил, я получу возможность следить за Игрой, но при этом останусь вне игрового поля. Говоря проще: я никого убить не смогу, зато и меня тоже никто не убьёт.
Мне отводилась скромная роль наблюдателя.
Так что я всё видел яснее ясного. И не только видел, мы даже переговариваться могли. Хотя, добавлю, голос у Ивана был какой-то картонный, на фальцете, утрированный, словно у персонажа мультфильма. Или так и было задумано? Но визуал Игры в самом деле был исключительный: фантастическая достоверность текстуры, стереоскопия, эффект присутствия, каждый дом, каждый камень, каждая травинка представали такими, какими и должны были быть. Я замечал пыль на стёклах, мелкую рябь в канале.