Танцуют все

— Наше это, наше, я нутром чувствую, — говорил он мне в редких телефонных звонках. — Не рептилоиды эту гадость выдумали, а люди, умники какие-нибудь в ведомственной лаборатории. На последствия им наплевать. А потом некая «светлая голова» наверху решила, что неплохо бы впрыснуть в общество такой социальный транквилизатор. Для всеобщего успокоения, для того, чтобы больше не было у них никаких проблем. Вы же видите: фирма — это прикрытие...

Меня его конспирологические построения не вдохновляли. Не такие уж нами правят гении, чтобы придумать и реализовать подобный грандиозный проект. Впрочем, гипотеза об инопланетных захватчиках вдохновляла меня ещё меньше. Я в то время уже начал склоняться к мысли, что Игра представляет собой  не целенаправленное субъектное действие, а технологическое самозарождение, вызванное комплексом взаимосогласованных, но одновременно  и случайных причин. Иными словами, компьютерные игры стали  настолько сложны,  настолько динамичны и настолько пронизаны самообучающимися нейросетями , что рано или поздно нечто подобное должно было произойти. Это своего рода техномутация, но не точечная, в виде частной модернизации, которую можно локализовать, а скорее — ароморфоз, большой структурный процесс, когда система, неважно, естественная или  искусственная, трансформируется спонтанно, порождая некое новое качество, а затем, благодаря преимуществу, которое оно даёт, начинает вытеснять аналогичные сущности, побеждая в конкурентной борьбе.

Но пока это были не более чем догадки, смутные, неоформленные словесно, из которых не выстроишь логичный концепт. Я бродил меж ними, как археолог, напряжённо вглядывающийся в необычный ландшафт: почему здесь такая странная графика, не скрывается ли под земляными наплывами некая загадочная цивилизация?

Ситуация, складывающаяся вокруг Ивана, меня беспокоила. Всех подробностей я, конечно, не знал, были вещи, о которых он предпочитал не рассказывать, но по случайным репликам, по обмолвкам можно было понять, что расследование он не оставил: встречался с людьми, запрашивал сведения, осторожно задействовал некоторые свои служебно-приятельские знакомства. Короче, несмотря на всю скрытность, вызвал в своём департаменте мелкую рябь, волны которой расходились всё шире и шире. Кончилось тем, что его опять дёрнули в начальственный кабинет и категорически потребовали, чтобы он прекратил будоражить сотрудников всякими нелепыми россказнями.

— Тебе поручено конкретное дело? Занимайся им!..

Можно было бы не обращать на это внимания, ну втык — так втык, на то оно и начальство, чтобы периодически делать подчинённым втыки — и для поддержания бодрости, и вообще. Однако на сей раз тон у подполковника был такой, что сомнений не оставалось: в случае неисполнения приказа будут приняты административные меры. А возможно, не только административные.

Повторяю, всех подробностей я не знал, но через пару дней обнаружил в нашем почтовом ящике телефон с единственным номером в памяти и записку без подписи, печатными буквами: в начертанную дальнейшем все разговоры вести с этого номера. Иван, несмотря ни на что, продолжал работу. Он делал то, что, по его мнению, требовалось: упорно накапливал информацию, рыскал то здесь, то там, пытаясь нащупать чужеродные нити, прорастающие в наш мир. Никакие втыки остановить его не могли. Никакие приказы, пусть самые грозные, на него не действовали. Меня это не удивляло. Фанатизм исследователя в Иване за прошедшие годы, вероятно, окреп: если во что-то вцепится, то уже не отпустит, пока не доберётся до сути. Качество, на мой взгляд, продуктивное, но имеющее и свою теневую сторону: очертя голову прорывать все пределы. А наш предел был уже достаточно близок. Собственно, мы уже вплотную к нему подошли, разве что ещё не переступили черту.

Иван, мне кажется, что-то такое чувствовал. В одном из разговоров по этому самому секретному телефону он сказал:

— Поймите простую вещь: тот, кто контролирует Башню, упомянутую в «легенде», может контролировать и всех геймеров, подписанных на Игру. А тот, кто контролирует сотни тысяч и миллионы геймеров, может контролировать всю страну. В итоге даже — весь мир. Это не мегаломания, Алексей Георгиевич, не шизофрения, это — прогноз.

Впрочем, я это уже и сам понимал.

Тем более что именно в тот момент из глухих новостроечных дебрей, из толщи забвения, из какого-то тёмного городского придонья вновь вынырнул Хухрик.