Танго втроем

Присаживаюсь перед ней.

— Нет. Я буду с вами всегда.

Ах, какой я классный. Оказывается это папа у них подлец и бросил их. А я такой вот герой буду с ними всегда.

— Папа не бросал вас, Ася.

— Ушел… — шмыгает носом.

— Ему пришлось.

— Почему?

— Потому что… — это очень сложно объяснить ребенку. — Мама теперь живет со мной. И… он не может жить с нами тоже. Поэтому… маме пришлось выбрать между мной и им.

Вот теперь я точно вряд ли выживу.

— И мама выбрала тебя?

Ну да, а теперь мама у нас плохая, а я опять непричем.

— Ей тоже пришлось сделать так.

— Почему?

— Потому что папа сможет жить без вас, а я — нет.

— Ты заболеешь? — распахивает глаза.

Киваю.

— Очень сильно.

— Тогда ладно…

Протягивает руки, обнимая меня за шею. Молоко льется на спину.

Отлично…

Да черт с ним.

— Не уходи… — держит.

Мне кажется, это самая ценная просьба в моей жизни.

Выглядывает Женя.

— Аронов… — шокировано. Что происходит?..

Развожу руками.

Я и сам в шоке.

— Ася?

Поднимаю ее на руки. Передавая Жени.

Начинает всхлипывать, прячась у Жени на груди.

— Асенька? Что случилось?!

— А когда ты родишь малыша… — со страхом смотрит на Женю. — Мне надо будет уйти? Как папе?

— ЧТО?! Аронов… ты труп!

Да я уже не против.

Сигарету бы…

В руки Асе отправляется планшет и чашечка с мороженным.

— Огонёк, иди к себе в комнату, поиграй.

Обычно удобное кресло не позволяет принять удобную позу.

— Можно мне с ней?

Надвигающийся разговор и рядом не стоял с музыкальной какофонией Асиной комнаты. И даже с постоянным бардаком там.

— Сидеть, Аронов.

В дверях Ася оглядывается.

— Мамуля… — по очереди смотрит нам в глаза и предупреждающе. — Он заболеет…

Спасибо тебе, добрая девочка! — в этот раз без всякого сарказма.

— Он никуда не уходит, Асенька. Не волнуйся.

Исчезает за дверью.

— Спасибо!

Уже хотя бы на этом.

— Тебе спасибо! А я то думаю — как ребенку объяснить происходящее. А оказывается всё просто! — прищуривается. — У тебя всё в порядке с головой?

— Ты же знаешь, что нет. Шесть лет издевательств дают свои спецэффекты.

— Поправочка: самоистязаний. И твоя шиза, как оказалось, представляет угрозу моему ребенку.

В ее словах нет энергии, но это все равно цепляет меня.

— Это неправда. Не надо так говорить.

Молчит.

— Впредь, если ты захочешь внести корректировки в ее мировосприятие ты должен утвердить все поправки у меня.

— Спасибо за то, что ты видишь меня с вами и дальше. Но ты опять здесь перегибаешь. Я даю ей свои интерпретации. Ты даешь свои. Кто-то еще даст свои. Она должна выбрать сама, что взять.

— Нет. Сейчас, в этом возрасте, давать интерпретации — это власть и ответственность родителей. И их же забота — уберегать от чужеродных и опасных интерпретаций.

— В точку, Женечка.

Вопросительно поднимает бровь.

— Поясни?..

— РОДИТЕЛЕЙ.

Взрывается.

Встает.

— Ты ей не родитель. Ты просто…

— Кто?

Молчит. Кипит!

— Одна очень юная, но мудрая ведьма, когда-то давно мне объясняла про законы Рита! — поднимаюсь тоже. — И что первый мужчина, по духу является отцом всех детей своей женщины, рожденных даже от других мужчин. Не напомнишь детали?!

— Ты отказался от этого права!

— Где? Когда?! Не припомню! Может документы какие сохранились?

— Аронов!

— Мамуля… — заглядывает Ася.

— Мы не ругаемся! — хором.

Женя сдувает упавшую на глаза прядь. Она падает снова. Я поправляю.

Ася грозит нам пальцем. Уходит.

— Жень… — снижаю тон.

Поднимает руку, останавливая меня.

— Ты знаешь, я ожидала несколько другого мужчину, когда согласилась на происходящее.

— В чем претензия?

— Претензия… — хмуро смотрит в пол. — То, что с тобой происходит, в целом, наверное, не плохо, Олег. Но ты эволюцию превращаешь в революцию. А так как мы втянуты в процесс…

— Крови не будет. Это «бархатная» революция — в ней нет оппозиции. И это последний формальный этап. Всё самое «кровавое» случилось в твое отсутствие.

— Не знаю…

— Женечка, я не говорил Асе ничего критичного. Могу повторить тебе все дословно. Не понимаю, почему такой вывод!

— В том то и дело, Олег, чтобы понимать во что превратятся твои слова в сознании ребенка ЕГО НУЖНО ЗНАТЬ. А ты не знаешь!

— Я буду работать над этим…

— Ты бронебоен, — устало закрывает глаза.

Обнимаю.

— Эта «броня» — ваша защита. И я буду только наращивать это. Прими.

Всё… бури не будет.

Моя девочка так себе скандалистка…

Мне хочется поцеловать этот, такой глубоко иррациональный, женский и, в тот же момент, холодно-аналитичный, мозг. Не встречал таких сочетаний нигде. А еще тот орган, который умеет всё принимать. Иногда мне хочется расчленить ее, чтобы посмотреть, как она устроена в деталях.

— Мне кажется у тебя есть лишние органы. Или какие-то функциональные дефекты в стандартных, — внимательнее разглядываю, поднимая ее руку вверх и вынуждая покрутиться.

Ухмыляется.

— Если ты ищешь жало, то оно в стирке. Высушу, поговорим о твоей утренней выходке.

Б**ть…

Глава 38 — Три хлеба или ничего не меняется

Отламываю краешек еще теплого хлеба. С кунжутом. Вкусно…

Женя достает еще одну буханку из духовки. На столе уже четыре.

— Тебя же бесит, когда ломают хлеб.

Искоса смотрит на меня.

— Все равно вы уже подергали всю булку, — отламываю еще один.