Здесь… — сворачиваю в левую залу, — был кабинет музыки. И меня года три насиловали вокалом, возлагая большие надежды, пока я не научился качественно фальшивить.
Дальше… здесь раньше был спортзал. И, первый человек, которым я очаровался после отца — тренер по Джиу. Я был любимчиком. Он это не демонстрировал, требуя с меня больше, чем с остальных, все время критиковал и поучал. Говорят, он разбился сразу после моего отъезда. Практически все, что я знаю о своем теле, как механической машине — это от него.
Там, на втором этаже — спальни. Туда я не хочу. Это был тридцатигласый ад. Похуже, чем этикет и бальные танцы. Никогда не было там тихо. Даже ночью.
Проход в сад закрыт решеткой. Делаю несколько фото на телефон.
Да… воспоминаний много.
Мой первый секс случился здесь. Мне не пришлось делать для этого никаких усилий, как другим. В моей жизни всегда все было как в истории о Говарде Кнолле:
«Она не стоила мне ни пенса.
Ни одного усилия, даже танца.
Почему я прошу только сигарету, они мне уже «останься»?
Ослабляю галстук, они мне уже «разденься»?
Пап, я вырасту в мизантропа и извращенца,
Эти люди мне просто не оставляют шанса».
Сначала я пользовался этим. Потом заскучал… Ударился в извращения и форматы. Потом заскучал и от этого. Пусто. Устал искать чего-нибудь эдакого, будоражащего нервы и… все устаканил в удобном для себя режиме.
Женя всё изменила. Диаметрально. Но я с удовольствием и азартом учился бесконечно завоевывать эту девочку, сворачивать горы, делать невозможное, ломать себя, строить заново, конкурировать… Это стало образом жизни. Она сделала меня мужчиной в полном смысле этого слова. В плане управления реальностью другого человека и полной ответственности за это. Женя не оставляет шанса оставаться «невинным».
Шесть…
Через час у меня заказан столик в ресторане. Это моя традиция — ужинать там перед отлетом.
Терраса открывает вид на центр города. Это один из лучших ресторанов Европы. Но на удивление спокойный.
Я ем трюфель, но вспоминаю Женькины грузди и ее «мужской вариант простого сибирского счастья». Да. Франция прекрасна, но я хочу домой.
Скучаю…
Сколько раз я пытался съездить с ней куда-то? Во Францию, в Италию, Грецию! Да просто элементарно в Турцию или Питер. Но как заговоренная, она не могла по какой-то причине выехать из Сибири. То не подтверждают Шенген, то теряет паспорт, то… Да все что угодно. Ареал обитания — Сибирь. И вот опять. Ася невыездная. Но в этот раз я полон решимости разобрать и эту стену на кирпичики. Может, мы и не уедем отсюда насовсем, но в Европу я ее свожу и на море.
Кручу в руках телефон. Не пишу ей, не звоню.
Мне очень хочется, чтобы она сделала это первой. Без всякого смысла. Мне так нужно. Но она тоже не пишет и не звонит.
Открываю ее фото, просматриваю, закрываю.
Смотрю на крыши этого города и перестаю любить его.
Почему?
Пять дней тишины.
На заборе крупная вывеска «продается». Два месяца назад я уехал отсюда.
Бывало отлучаться и на более долгий срок. Но сейчас я вернулся уже не домой. И даже то, что на кухне сдвинуты стулья не корежит меня. Этот дом уже куплен. Залог переведен. Осталась формальность — моя подпись на документах.
Достаю пару сумок из шкафа, скидываю туда некоторые вещи, которые не хотел бы оставлять новым хозяевам — маятник, парочка книг, одежда.
Мой Дэнжен демонтируют. Он тоже давно куплен. Не хочу заходить туда. И забирать оттуда ничего не хочу. Все, что было там по-настоящему ценного я вынес еще в прошлый раз. Рамочный фотоколлаж по шибари из девяти постеров. Мой авторский. Моделью была Женя. Нет, там нигде не видно открыто лица и даже если его увидит кто-то, кроме меня, ее никак не скомпрометирует это, но… Это одна из моих лучших работ. И именно она делала этот Дэнжен МОИМ.
Всё. Остальное мне отдать гораздо легче. Покупатель заберет весь девайс, что ему понравится. Остальное в утиль.
Короткая объяснительная в полиции по сдаче оружия — в связи с отъездом в другую страну.
— Подпишите, пожалуйста… — подсовывает мне лист полицейский.
Читаю.
Так…
— Я что — невыездной, пока вы не проверите его по базе?!
— Совершенно верно.
— Как долго?
— От трех до семи дней.
— Как ускорить?
— Никак — равнодушно пожимает он плечами.
Ну пи**ец…
Рассчитывал уехать завтра. Сразу после подписания.
Седьмой день тишины.
Имей совесть, моя девочка. Это уже не похоже на веселую игру.
Если бы что-то произошло, я бы уже знал. Андрей и Лёха, по моей просьбе, держат руку на пульсе, контролируя ситуацию.
Не чувствую, что она чем-то настолько занята, что не вспоминает меня. Она «со мной». Не чувствую, что это игнор, после нашей ссоры. Она была очень теплой, когда провожала. Да и не свойственно ей обижаться. И через пару минут после «кровавых» разборок, она может уже спать в моих руках, как только все точки расставлены над i. Но почему тогда? Ждешь когда я напишу первым? Никогда у тебя не было таких странных принципов.
Женечка…
Давай.