Танго втроем

— Да не очень всё… Но генеральная интерпретация, что мы с Димой в соре. Мы не отрицаем. И это очень облегчает многие моменты. Да… и я всего на пол часика.

— Ясно… Как прошла ночь?

— Нормально. Ася спит с нами. Между нами, если вдруг тебе это важно.

Мне важно не это.

— О чем вы разговариваете, оставаясь наедине?

— О чем… Ах, уважаемый Олег Андреевич… оставьте эту тему…

— Не могу, прекрасная Евгения Владимировна. Без моего контроля Вы так неудержимо резвитесь, что кровь и плоть несчастных крепостных летят ошметками. Графиня Батори постарела бы от зависти. Вам напомнить пару эпизодов?

— Воздержитесь, Олег Андреевич. Я не забыла.

Делаем поворот на перекрестке, разворачиваясь обратно.

— Юная барышня очень переживает из-за Вашего отсутствия и боится, что Вы можете заболеть.

— Передайте ей, сударыня, что моё здоровье в порядке и я был вынужден отлучиться за аленьким цветочком, который вручу ей завтра.

— Ах, сударь… Надеюсь, что ценность цветочка аленького разумна и Вы не запамятовали, что был между нами договор о том, что мы дарим этот подарок от нас двоих и делим издержки пополам.

— Естественно. Подарок от НАС. Но окажите честь, не опошляйте наше общение вопросами о мирском. От этого я действительно могу заболеть! — вывожу лошадь под фонари у торца ее дома. — Вашу ручку, сударыня…

Помогаю спуститься.

С улыбкой подает мне руку для поцелуя.

— Встреча доставила мне удовольствие, сударь. Премного благодарна!

Целую пальчики, рывком притягиваю ближе.

— Мне Ваши благодарности ни к чему. Возьму позже натурой.

Оставляю поцелуй на шее. Отпускаю…

Моя вкусная девочка!

Глава 47 — Парадокс

— Это мне?!? Он мой?… — голос затухает.

Мы стоим с Женей в дверях детской.

Ася разворачивается с удивленно распахнутыми глазами.

И почему-то начинает плакать навзрыд, закрыв пальцами рот.

Черт… Что не так?

— Жень?..

Женя улыбается.

Всё нормально? Такие эмоции? У барышень это бывает…

Старшая, конечно, вряд ли разрыдается от подарков. И мне приятно, что хотя бы младшая еще не испорчена мамой в этом смысле.

Женя присаживается, обнимая Асю.

— Дурёшка моя… Как назовем?

Растеряно моргает, шмыгая носом.

— Девочки, у нас сейчас свечи догорят.

— Что надо сказать?… — Женя тихонечко Асе.

— Спасибо… — дрожащим от слез голосом тянет та, глядя ей в глаза.

— А Олегу?…

— Спасибо, — обнимает меня за ногу, прижимаясь лицом чуть выше колена.

— Пожалуйста, Ася.

Отпускать не собирается.

— Пойдем?

Виснет как обезьянка, вставая на мою ногу.

— Так иди… катай меня!

— …холоп? — поднимаю бровь.

— Хо-лоп? — задумчиво повторяет Ася.

— Олег… — предупреждающе хмурится Женя.

— Отцепляйся, Ася, — тяну ее за руку в сторону. — Пойдем кушать торт.

Топя одним пальцем фигурки мультяшек в птичьем молоке, вторым Ася подцепляет шоколад и с причмокиванием облизывает.

— Ты тоже давай… — с набитым ртом.

— Я ложкой.

— Так вкуснее.

Болтает без умолку.

Женя молчалива…

Ее губы улыбаются. Только губы.

Меня доводит эта ее улыбка.

— Что не так, Женя?

— Всё так.

— Ты не ешь торт.

— Не хочется.

Ася перелазит мне на колени, целуя испачканными губами в щеку.

— Спасибо!

— Ася! — Женя подскакивает, грубовато стягивая ее с моих колен. — Не делай так больше.

Ася удивленно смотрит на нас. Садится обратно, продолжая отламывать пальцами шоколад.

— Же-ня… что?..

Молчит.

— Жень…

— Что — Жень? — взгляд исподлобья. — Туда сяду я и целовать тебя тоже буду я. — снижая голос. — Ведь это все для меня сделано. Чтобы меня удовлетворить. Опосредованно, конечно. Через Асю.

Да. Я боялся чего-то из этой серии, когда отпускал ее к мужу. А не того, что они лягут в одну кровать и будут играть перед родственниками в любовь.

Не ошибся.

— В чем претензия?

— Нет претензий. Есть просьба — не вводи ее в заблуждение.

— Объяснись.

— Комната очень красивая Олег. Оформление… этот огромный букет… единорог этот… торт… Подарки отца не были столь масштабными. И она не так сильно радовалась им. Но… «Он дал ей десять долларов, а ты двадцать. Она думает, что ты лучше, потому что дал ей больше, но у тебя было 200 долларов, а у него 10". Когда ты хочешь сделать что-то для меня, не используй Асю.

Сжатая и так хорошо контролируемая пружина во мне неожиданно дает сбой. Всё…

Какая-то часть моего сознания пытается сопротивляться, но … Такой уж я есть. На меня наступили и я жалю. Нет. Наступила. Растоптала.

— Ася… — перевожу взгляд на ковыряющую ложкой торт ее дочь.

А ведь я по-настоящему хотел сделать приятно этому ребенку.

— Ты поела?

— Да!

Поднимаю торт вместе с подносом. Открываю дверцу и отправляю его в мусорное ведро.

— Ты что? — Растеряно смотрит на меня Ася. — Это же мой?… Мамуля не попробовала…

Глаза наливаются слезами, голос сходит на писк и всхлипы.

— Все, что не съедено сразу, должно быть выкинуто, Ася. А мамуле торт не понравился.

Мы смотрим с Женей вдруг другу в глаза. Ее губы сжаты. Она знает — нельзя сейчас разговаривать со мной. Нельзя парировать, успокаивать, перечить, прикасаться. Я буду ломать. Носы, стены, психику, души… Нельзя.