И Соня начинает разворачиваться. Все идет отлично, и она уже собирается гордиться собой, но внезапный порыв ветра толкает ее в спину, и она падает вместе с парусом. Толчок ветра в спину — самое противное. Это именно то, к чему Соня совсем не готова. Вынырнув из воды, Соня забирается на доску и осторожно поднимает парус. У нее есть основания быть довольной собой. Ведь она делает это на довольно большой волне. И, хотя ветер неудобен, она идет к берегу. И у нее все получается.
Джонни быстро подходит на своем белом красавце.
— Все нормально? — кричит он, проходя рядом.
— Да! — кричит Соня и тут же падает.
Слово «да» сбило все ее тонкие настройки. Это неприятно. Соня снова поднимает парус, но теперь он непослушен, ветер мотает его и вырывает из рук и бросает в воду. Потом Соня падает, потом выбирается на доску, поднимает парус, роняет, падает. Она поднимает, а он падает.
Поднимает-падает-поднимает-падает…
И за этой борьбой на пределе сил Соня не видит, как течение принесло ее к камням.
Она с облегчением падает с доски в воду и отдыхает, распластавшись медузой. Ее покачивают волны, а в голове Сони нудит настойчивая мысль: «Чтобы идти к цели, надо не только иметь намерение и цель, надо еще иметь умения и снаряжение. Иначе крах неминуем».
Джонни останавливается рядом. Бросив парус, он спрыгивает с доски. Соня смущена. Она беззащитна, как маленькая девочка. И втайне хочет, конечно, чтобы кто-нибудь пожалел и пообещал, что завтра у нее все получится. Но этот кто-то тут единственный — Джонни. Они смотрят друг на друга, и Соня чувствует себя в плену у победителя.
Но она не согласна сдаться на его милость.
— Устала? Ты такая красивая сейчас, — говорит Джонни.
— Ага, — выдыхает Соня. Она вымотана и висит на доске. — Че пристал?
— Отдохнем тут немного? Или к берегу? Как ты хочешь?
Соня улыбается и качает головой.
— Твою мать, Джонни… Я боюсь тебя. Твои слова опаснее пуль.
— Прекрати. Что в них опасного?
— Они проскальзывают в мой мозг, как змеи, и я могу не заметить, как твои мысли станут моими.
Он понимает, о чем она, но отступать не собирается. Это же высший пилотаж, когда овца знает, что ее ведут на бойню и идет туда, распевая песни. И Джонни продолжает свою вкрадчивую атаку.
— Я просто спросил: отдохнем или пойдем к берегу? Что в этом плохого? У тебя паранойя, детка.
— Да. Паранойя, — соглашается Соня. — Но она мне дорога. И даже полезна. Смотри! Мы ведь уже отдыхаем. По крайней мере я. Я уже отдыхаю. То есть я приняла решение и выполняю его. И ты это видишь. Но! Почему ты заставляешь меня сделать выбор из уже выбранного?
— Ну-у-у… Просто так. Спросил. Нельзя спросить?
Соня продолжает лежать на доске.
— Ничего не просто. Просто сейчас ты заставил меня сделать выбор из очевидного, а потом я могу в нужный момент не заметить, как ты спровоцируешь меня на выбор из неочевидного. Да? Это твоя цель? Управлять моими желаниями? Зачем?
Джонни злится. В его глазах вспыхивает волчий огонек.
— И в мыслях не было. Ты придумала какую-то чушь.
— Ладно, — Соня соскальзывает с доски и начинает толкать серф к берегу.
Джонни обгоняет ее на парусе, увидев это, Соня тоже поднимается на доску и идет следом. Медленно, но ровно она финиширует.
И Джонни спрашивает ее:
— Так что насчет урока танго?
Это даже смешно. И Соня смеется. Послать бы Джонни к черту, но урок танго — это развлечение. А что еще делать здесь на берегу, если не развлекаться.
— Да! Да! — восклицает она и плещет в Джонни водой.
Он отвечает, и это превращается в игру.
Глава 30
Урок танго
На юге нет вечеров. На юге есть день и ночь. Короткий восход, короткий закат и еще день и ночь. Почти ровно пополам: день и ночь. Поэтому вечер — понятие чисто условное, перенесенное на юг из средней полосы, где в сумерках можно нежиться часа два, а то и три.
А здесь сразу темно. И темнота такая, как китайская тушь. Беспросветная. Как бессознание, как сон без сновидений. Чтобы чувствовать здесь себя существующим, нужен огонь, чтобы он выхватил пятнышко реальности из небытия тьмы. Или другой человек, чтобы держать его за руку, чтобы он тебя держал за руку, и тогда мир сжимается до вас двоих. Только ты и он. Он и она. И все. И звезды.
Нет. Не все. Еще горит тусклая лампочка внутри ангара, и костер танцует в логове, устроенном для него Джонни, а в мангале над крупными покупными углями жарятся шашлычки из местного осетра.
Рита следит за шашлычками, Соня следит за музыкой и за движениями Джонни.
Они танцуют на полосе песка, на твердой полосе мокрого песка, оставленного отливом. Бумбокс подключен к розетке в ангаре, но вокруг так тихо, что эхо музыки отдается от ближних гор. Кажется, что весь поселок слышит аккордеонные взвизги и стоны аргентинского танго. Только плеск моря и аккордеон, и голос Сони. Телам проще говорить в темноте: начальник уходит с таможни, и стражники позволяют себе расслабиться.
— Давай вместе! — говорит Соня. — Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь.