О да, простите, снова забыла о вашем английском воспитании и языковом барьере, Господин Призрак! За время общения я как-то привыкла, что некоторые слова и понятия даются ему с трудом, и сам он иной раз подолгу выстраивает предложения.
– Выдумщик – это тот, кто придумывает, сочиняет.
– Выходит, я тебя тоже сочинил, Мэ-ри.
– Возможно.
– Мне пора. Береги себя, Мэ-ри, – снова хохочущий смайлик, который меня так бесит, снова он ушел вот так – не попрощавшись, просто исчез, прикрывшись красным цветком-статусом.
Меня почему-то всегда будоражили эти странные диалоги. Первое время я даже не была уверена, что по ту сторону монитора находится мужчина. Но потом Марго, которой я показала пару таких вот диалогов, совершенно безапелляционно заявила, что это может быть только Алекс – по манере строить фразы, по манере общаться, по некоторым словам. Не знаю, успокоило это меня или испугало, но все-таки осознание того, что человек, с которым я общаюсь, существует, давало какую-то опору.
Поддавшись порыву, я написала Марго длинное письмо, полное жалоб и сетований, но потом решительно вымарала из него все стенания, а следом и вовсе удалила из папки, так и не отправив. Во-первых, мы уже давно не общались – я так решила, мне нужно было довести себя до полного одиночества, потому что только в экстремальной ситуации я могла соображать и действовать решительно. А во-вторых, ни к чему впечатлительной и не слишком здоровой Марго читать мои сопливые жалобы. Я справлюсь и сама, справлюсь и смогу увидеть ее, погостить в ее доме, в котором прижилась, как кошка – на диване, в уютном уголке кухни между столом и батареей у окна. Я отдамся в ее умелые нежные руки, и она приведет меня в полный порядок – так, как она умеет, потому что никто не знает мое лицо лучше, чем она – профессиональный имиджмейкер-пиарщик. Сколько чудесных образов она придумала для меня, когда я еще не была замужем и танцевала, сколько эскизов платьев нарисовала, сколько рулонов тканей перевернула и отвергла в поиске именно «моих» цветов и фактур… Только Марго сделала из меня то, чем я являюсь сейчас.
С утра похмельный Костя занялся моим гардеробом для предстоящей поездки. Я и на трезвую-то голову терпеть не могла этих его командирских ноток и весьма вычурного и своеобразного вкуса, а все это, помноженное на похмелье, превратило процедуру в кошмар.
Лежа на боку поперек кровати, он командовал, что положить в чемодан, а что немедленно вынуть и вернуть обратно в шкаф.
Когда я опустила взгляд в разинутую пасть коричневого чемодана из крокодиловой кожи, меня передернуло от ужаса и отвращения – там пестрило и переливалось так, словно я спрятала парочку девок из бурлеска или дешевого стрип-бара.
– Костя, я не могу появиться в этом на улице, – жалобно сказала я, опускаясь на край кровати. – Невозможно ходить по городу во всех этих красных атласах и пайетках.
Но любимым дизайнером Кости был Версаче – причем в самый неудачный, на мой взгляд, период своего творчества, а потому споры ни к чему не приводили. От злости хотелось реветь и прихлопнуть Костину голову крышкой чемодана. Марго убила бы меня, появись я ей на глаза во всех этих перьях…
– Прекрати, Мария, – лениво отозвался муж, поглаживая меня по спине. – Ты просто слишком консервативна, вот и все. Мне нужно, чтобы на тебя оглядывались.
Ну, в этом можно было не сомневаться – рыжие волосы, ярко-красное атласное платье с коротким болеро, расшитым пайетками, – на меня не оглянется только слепой и страдающий дальтонизмом! Еще бы туфли сюда зеленые! Но спорить – означало навлечь на себя гнев мужа, а потому оставалось только надеяться, что мой чемодан потеряется при пересадке – или просто в аэропорту, например.
В самолете я забилась к иллюминатору и, укутавшись пледом, закрыла глаза. Стюардесса предложила бокал вина, но я отказалась, опасаясь головной боли. Я вообще пила исключительно крепкие напитки, отдавая предпочтение коньяку, в котором отлично разбирался Костя. Кроме того, вино не дарило хмель, а будило воспоминания, которых и на трезвую голову хватало.
Я истошно полюбила Питер с той самой поездки туда с Марго. Это была любовь с первого взгляда, с первого вдоха влажного сентябрьского воздуха, с первого шага по мокрому от дождя перрону Московского вокзала. Во второй приезд, зимой, он показался мне совершенно волшебным – тихим, уютным и таким моим…
Окно гостиницы, выходящее на Староневский, прямо на перекресток. Идет тихий снег, вечер, снежинки блестят в фонарном свете. Я сижу на низком широком подоконнике большого окна за шторой, курю и смотрю вниз. Там такая сказка… Даже шарканье метлы дворника не нарушает какой-то совсем уж первозданной тишины – и это на одном из самых оживленных перекрестков, просто удивительно. В Питере даже троллейбусы ходят на цыпочках…
Марго лежит на кровати, читает что-то. На мне – символический гарнитур, купленный буквально вчера, на ней – традиционно длинная трикотажная футболка со смешными медвежатами-аппликацией.