— Жертва обнаружена, — объявил голос Рауля по радио. Сестеро огляделась в поисках спасательной лодки. Та подплыла очень близко к берегу, рядом с мостом, соединяющим Гастелугаче с материком. — Он привязал ее к одной из опор. Она тонет.
Следующие несколько минут металлический голос напарника продолжал звучать в ушах Сестеро. Приказы следовали один за другим на бешеной скорости. Но они были излишни. Все и так знали, что делать. И делали это. Речь шла о спасении Сары Карретеро. Остальное было неважно.
Исчезли рев волн в бухте, шум пропеллера, крики полицейских, пытающихся добраться до веревок, которыми была привязана пострадавшая… Для Сестеро мир сузился до лица жертвы — женщины с потерянным взглядом, которую то и дело с головой накрывали волны.
Патрульный катер безуспешно пытался приблизиться к ней. Ему мешали скалы. Вертолет тоже не мог пролететь между каменными опорами. Сестеро попросила веревку. Она спустится сверху. Рядом с ней стоял Чема. Он неожиданно сорвал с себя галстук и закатал рукава рубашки. Зачем ему нож в зубах?
Какой-то полицейский пытался помешать ему спрыгнуть. При таких волнах это безумие.
Слишком поздно. Чема уже барахтался в безжалостной белой пене, не в силах обрести контроль. Море болтало его, как тряпичную куклу. Если никто ему не поможет, он утонет, как Сара Карретеро.
Сестеро начала спуск. Несколько полицейских травили веревку, конец которой доходил почти до самого моря. Когда Сестеро спустилась ближе к жертве, вся надежда испарилась. Бискайский залив яростно обрушивался на мост, и голова женщины безвольно запрокидывалась при каждом натиске волн. В лучшем случае она без сознания, в худшем — прилив уже лишил ее жизни.
— Быстрее! Мне нужно вниз, — приказала Сестеро тем, кто ее опускал.
Едва договорив, она заметила, что Чеме удалось ухватиться за Сару. Его руки ловко перерезали веревки, опутывавшие жертву. Удивительно, как ему удалось найти на это силы: он кашлял и тяжело дышал.
— Поднимай ее, скорее! — крикнул он, помогая Сестеро привязать Сару к веревке, свисавшей с моста.
Голос Чемы звучал не громче шепота, и тут волна накрыла его с головой.
— Чема! — крикнула Сестеро, а веревка уже тянула ее вверх. — Чема!
Ответа не было — только рев моря, недовольного своим пробуждением в то ноябрьское утро.
78
— Он верил, что ты его сестра.
Ветер, поднимавшийся с моря до высот Сан-Педро-де-Ачарре, развевал волосы Хулии, и те беспорядочно падали на ее плечи. Несколько прядей закрыли лицо, обрамляя ее губы.
— А это так?
— Нет, конечно, нет, — сказала Сестеро. — Но Альваро Ордунья искренне верил в это, поэтому он пожертвовал собой в Гастелугаче. Он не смог убить тебя.
Хулия стояла, отвернувшись. Ее взгляд был прикован к причудливым рисункам, которые создавали в устье море и песок с пляжа Лайда.
— Он не хотел убивать свою сестру, но хотел убить мать, — сказала она.
Над морем, в нескольких метрах от часовни, парил орел. Сестеро следила за тем, как он летит в тишине, готовый спикировать на жертву при первой возможности.
— Потому что он ненавидит свою мать, — заметила она.
— Но почему?
Именно этот вопрос Сестеро раз за разом задавала задержанному.
— У него было плохое детство, если верить документам, найденным криминалистами на его компьютере. Еще он хранил там сотни видео очень жестокого содержания — именно так, мы предполагаем, он развил тягу к театральности, — и какое-то время писал тексты, которые планировал разместить на «Фейсбуке» после того, как закончит свою работу. Он чувствовал себя важной персоной и хотел, чтобы весь мир узнал из первых рук, как он стал Убийцей с тюльпаном. Он писал, что его приемная мать страдала биполярным расстройством и винила его в своем бесплодии. Он вырос в атмосфере презрения, и рядом не было отца — большую часть года тот проводил в море. А узнав, что они не его родные родители…
— Он обвинил в своей дерьмовой жизни ту, что оставила его в монастыре, — подхватила Хулия. Она вздохнула. — Но разве это повод для убийства?
Сестеро помедлила с ответом. Поезд — такой же, как тот, что оборвал жизнь Наталии Эчано, — пересек пейзаж, раскинувшийся снизу: словно металлическая гусеница, которая пробиралась между болотами и небольшими населенными пунктами.
— Человеческий разум — причудливая вещь. По словам Сильвии, детство Альваро Ордунья было наполнено тем, что психологи называют амбивалентной привязанностью. Он получал со стороны матери и любовь, и полное презрение. Такие отношения губительны для незрелого детского ума.
Хулия со вздохом кивнула. Нелегко было примириться с тем, через что они прошли за последние несколько дней, и некоторые раны никогда не заживут полностью.
— Как Сара?
— Лучше. Думаю, она какое-то время будет держаться подальше от моря, и я ее не виню. Ее выпишут из больницы через пару дней, — сказала Сестеро.
— Чема был бы счастлив. Ему удалось спасти ей жизнь.
— Она спрашивала о нем сегодня. Хотела поблагодарить его.