Танец судьбы

В январе 1939 года, вскоре после дня рождения — Анне исполнился двадцать один год, — она дебютировала в партии Одетты — Одиллии в балете «Лебединое озеро». Театр «Сэдлерс-Уэллс» был полон. Впервые главную партию в балете британской труппы исполняла англичанка, а не русские балерины, приехавшие на гастроли или находящиеся в эмиграции. Среди почитателей балета уже начали ходить разговоры об Анне и ее таланте. Мэри в новом вечернем платье и с прической, сделанной в парикмахерской, вместе с Джереми и Софией смотрела балет из ложи. Первые звуки увертюры Чайковского заставили зрительный зал стихнуть. Мэри задержала дыхание, посылая Богу молитву, чтобы день, о котором Анна так долго мечтала, оправдал ее ожидания.

Но Мэри не стоило в этом сомневаться. Когда со всех сторон на восходящую звезду балета посыпались цветы, она крепко сжала руку Джереми. По ее лицу катились слезы. Гримерную Анны после спектакля заполнили восторженные поклонники, и Мэри было непросто пробиться к дочери, чтобы поздравить ее. Анна, по-прежнему в балетной пачке, с кажущимися огромными от яркого сценического грима глазами, мимо поклонников прошла к родным и бросилась на шею матери.

— Дорогая, я так тобой горжусь! Ты сказала, что добьешься этого, и только посмотрите... У тебя все получилось! — воскликнула Мэри.

— Мама, все это благодаря тебе! — Глаза Анны блестели от слез. — Спасибо, — прошептала она, — спасибо за все.

Оглядываясь назад в те дни, когда стало понятно, что Анна добилась поставленной цели, Мэри испытывала смешанные чувства. Теперь она понимала, что именно в тот момент начала терять дочь. Мир, в котором оказалась Анна, полный ярких артистических натур с их экзотическими нарядами, странными привычками и сексуальными пристрастиями, был очень далек от мира Мэри. Когда Анну объявили королевой британского балета, многие слетелись погреться в лучах ее славы, и спокойная жизнь в родительском доме осталась для нее в прошлом.

Мэри обычно ждала возвращения дочери домой после спектакля, готовая выслушать, как все прошло, и предложить уставшей девушке какао и печенье. Теперь же шаги Анны на вестнице раздавались не раньше трех утра. На следующий день она рассказывала, что ужинала после спектакля с друзьями в ресторане «Савой» или танцевала в модном ночном клубе не с кем-нибудь, а с младшими членами королевской семьи!

Мэри больше не могла контролировать жизнь дочери. И поскольку Анна теперь неплохо зарабатывала, она даже не могла высказать свое мнение об откровенных, часто лишенных корсета платьях, которые та носила, или чересчур яркой красной помаде на ее губах. По количеству букетов, которые доставляли к ним в дом, Мэри догадывалась, как много у Анны поклонников. Но был ли среди них кто-то один, особенный, Мэри не знала. Любые вопросы на эту тему оставались без ответа.

Мэри часто жаловалась Джереми, что Анна ведет чрезмерно активную — особенно это касалось количества мужчин рядом с ней — социальную жизнь, детали которой им неизвестны. Он неизменно старался мягко утешить ее:

— Моя дорогая, Анна — молодая и очень к-красивая женщина. И к тому же звезда балета. Она может делать то, что считает нужным.

— Все это, конечно, так, — однажды вечером раздраженно сказала Мэри, — но мне не нравится запах сигарет, который чувствуется у нас в спальне под утро. И я знаю, что она прикладывается к спиртному.

— Мэри, сигареты и немного джина вряд ли считаются преступлением. Особенно для молодой девушки, которая должна каждый вечер полностью выложиться на сцене. Анна постоянно живет в напряжении!

Мэри повернулась к Джереми и уставилась на него — ее возмущало то, что он каждый раз оказывался на стороне дочери.

— Я просто беспокоюсь за нее, вот и все. А еще все эти люди, которые окружают ее!

— Дорогая, я п-понимаю тебя. Но она уже большая девочка, и ты должна отпустить ее.

Напряжение в отношениях между Мэри и Анной достигло предела через несколько недель, когда девушка, не предупредив заранее, привела домой после спектакля компанию друзей. Пластинка Коула Портера на граммофоне и вспышки смеха, доносившиеся из гостиной, не давали Мэри и Джереми уснуть до рассвета. На следующий день, собираясь поговорить с Анной и установить определенные границы, Мэри постучала в дверь спальни дочери и вошла. Анна крепко спала. Рядом с ней в кровати был молодой человек. Задыхаясь от ужаса, Мэри вышла из комнаты, захлопнув дверь.

Десять минут спустя в кухню в халате спустилась Анна. Она невинно улыбнулась матери, которая со стуком составляла в раковину тарелки после завтрака.

— Прости, если я помешала вам спать прошлой ночью. Мне нужно было спросить, но было поздно и я п-подумала...

— Речь не об этом! Что... кто был... — Мэри не могла заставить себя произнести нужные слова.

— Ты имеешь в виду Майкла? — Анна достала сигареты из кармана халата и, закурив, изящно присела на край стола. — Он мой п-партнер в спектакле, мама. И мы... любовники. — Она затянулась. — Ты ведь не в-возражаешь? В конце концов, мне ведь уже двадцать один.