Агония отчаяния поднялась от желудка до макушки.
Синие глаза широко распахнулись – удивленно, нерешительно. – Пим предупреждал меня, что вы угрюмец… ну ладно. – Она пожала плечами и повернулась, высоко вскинув голову.
Пара розовых цветочков отцепилась наконец и выпала. Марк судорожно их подхватил. – Подождите!…
Она повернулась снова, все еще хмурясь. – Что?
– Вы обронили цветы. – Он протянул их ей на сложенных лодочкой ладонях – смятые розовые комочки, – и попытался улыбнуться. Но побоялся, что улыбка вышла такой же помятой, как и цветы.
– Ой! – Она приняла их (пальцы у нее были длинные, сильные и гладкие, с короткими ненакрашенными ногтями – вовсе не руки бездельницы), смерила цветы взглядом и закатила глаза, словно не совсем уверенная, как их прикрепить обратно. Наконец она без долгих церемоний продела их в кудряшки на макушке, совсем не так, как остальные, и еще ненадежнее, чем раньше. И снова собралась повернуться и уйти.
– У меня нет времени с ними возиться. – Она машинально запустила пальцы в локоны, рассыпав еще немного несчастных растений.
– А на что уходит ваше время?
– В основном на учебу. – К ее чертам понемногу возвращалась живость, столь жестоко подавленная его категорическим отказом. – Графиня Форкосиган обещала мне, что если я буду учиться так же хорошо, она на будущий год пошлет меня в школу на Колонию Бета! – Блеск в ее глазах словно сфокусировался до остроты лазерного скальпеля. – А я могу. Я докажу. Если Майлз может делать то, что делает, то и я добьюсь своего.
– А что вам известно про то, что делает Майлз? – встревожено спросил он.
– Он же прошел через Имперскую Академию, верно? – Воодушевленная, она вздернула подбородок. – Когда все говорили, что он слишком слабый и хилый, что это пустая трата времени, он просто умрет молодым. А когда он поступил, то сказали, что все дело в отцовской протекции. Но он же закончил ее в числе лучших в своем выпуске! Не думаю, чтобы к
– Сколько вам лет? – спросил он.
– Восемнадцать стандартных.
– А мне, э-э, двадцать два.
– Знаю. – Она разглядывала его с прежним интересом, но уже осторожнее. Тут в ее глазах вдруг вспыхнуло понимание. Она понизила голос. – Вы очень тревожитесь за графа Эйрела, верно?
Самое милосердное объяснение его невежливости. – Граф – мой отец, – эхом повторил он. Майлзовское выражение, произносимое на одном дыхании. – Помимо прочего.
– У вас здесь есть друзья?
– Я… не знаю. – Айвен? Грегор? Мать? Был ли кто-то из них именно другом? – Я был слишком занят, обзаводясь родственниками. Раньше у меня вообще никого из родных не было.
Она подняла брови – И из друзей?
– Нет. – Это было странное, запоздалое осознание. – Не могу сказать, что мне уж так не хватало друзей. У меня всегда были более насущные проблемы. – «И сейчас есть».
– По-моему, у Майлза всегда была куча друзей.
– Я не Майлз, – огрызнулся Марк, уязвленный в незащищенное место. Не ее вина – у него чуть ли не любое место больное.
– Это я вижу… – Как только в соседнем зале заиграла музыка, она остановилась. – Вы любите танцевать?
– Я совсем не знаю ваших танцев.
– Это танец отражений. Танцевать его может любой, он нетрудный. Просто просто повторяешь все, что делает партнер.
Он глянул сквозь арку прохода и подумал о высоких дверях, ведущих на галерею. – Может… может снаружи?
– Зачем снаружи? Вы там меня не разглядите.
– Зато никто не сможет разглядеть меня. – Тут его обожгла подозрением мысль. – Это моя мать вас попросила?
– Нет…
– Леди Форпатрил?
– Нет! – Она рассмеялась. – Зачем кому-то меня просить? Пошли, а то музыка кончится! – Она схватила его за руку и решительно потащила за собой в зал, обронив на ходу еще несколько цветочков. Он свободной рукой подхватил пару бутонов с ее жакета и исподтишка спрятал в брючный карман. «На помощь, меня похищает энтузиастка!…»