Танец отражений

Верно. Они слишком много были вместе, и это разрушило их любовь — или, по крайней мере, иллюзии Вербы. Барраярский принцип устраивать матримониальные соглашения через сваху делается со временем все привлекательнее. Может, было бы лучше сперва без опаски жениться, а затем узнавать друг друга. Ко времени, когда новобрачная его раскусит, ходу назад у нее уже не будет. Он вздохнул, улыбнулся и отвесил Вербе преувеличенно аристократический поклон: — Буду счастлив навестить Вас на Эскобаре, миледи.

— Это было бы просто прекрасно, сэр, — невозмутимо отозвалась она.

О! Проклятье, она могла оказаться той самой, она себя недооценивает…

Сидящая на диванчике Лилия-младшая, которая завороженно наблюдала за всем происходящим, кашлянула. Майлз перевел взгляд на нее и вспомнил про ее рассказ о пребывании у дендарийцев.

— Марк знает, что ты здесь, Лилия? — спросил он.

— Не знаю. Я была с Вербой.

— Когда Марк видел тебя в последний раз, ты улетала вместе с Васа Луиджи. Я… думаю, ему было бы приятно узнать, что ты изменила свою точку зрения.

— Он пытался уговорить меня остаться на корабле. Но он говорит не так хорошо, как ты, — призналась она.

— Все, что случилось, устроил он. Он оплатил ваш билет отсюда. — И Майлзу не очень хотелось думать, какой именно монетой. — Я лишь тащился следом. Пойдем. Скажи хотя бы привет, пока и спасибо. Тебе это не будет стоить ничего, но подозреваю, что для него это будет кое-что значить.

Она неохотно встала и позволила Майлзу утащить ее за собой. Верба одобрительно ему кивнула и вернулась к своим спешным сборам.

Глава 31

— Ты их нашла? — спросил лорд Марк.

— Да, — лаконично ответила Ботари-Джезек.

— И уничтожила?

— Да.

Марк покраснел и откинул голову на спинку кресла, ощутив, как на него наваливается сила тяжести. Он вздохнул. — Ты их смотрела. Я же говорил не делать этого.

— Мне необходимо было убедиться, что это именно они.

— Нет, не было. Можно было просто все уничтожить.

— Так я в конце концов и сделала. Я начала смотреть. Потом отключила звук. Потом пустила на быстрое воспроизведение. И наконец стала останавливать только в контрольных точках.

— Мне жаль, что ты так поступила.

— Мне тоже. Марк, там же сотни часов головидеозаписи! Не могу поверить, что все тянулось так долго.

— На самом деле, прошло всего часов пятьдесят. А может, и пятьдесят лет. Но там одновременно велось несколько записей. Я всегда, что бы ни происходило, видел краем глаза парящую рядом головидеокамеру. Не знаю, зачем Риоваль их делал: чтобы изучать и анализировать или просто чтобы наслаждаться. Полагаю, всего понемножку. Его способности к анализу просто ужасали.

— Я… не поняла кое-что из увиденного.

— Хочешь, чтобы я тебе объяснил?

— Нет.

— Вот и хорошо.

— Могу понять, почему ты захотел их уничтожить. Вырванные из контекста… они могли бы стать ужасающим инструментом шантажа. Если хочешь, чтобы я поклялась хранить тайну, я дам любое обещание.

— Не поэтому. Я ничего не намереваюсь хранить в секрете. Никто и никогда не получит рычага воздействия на меня. Никогда не будет дергать за мои тайные ниточки. В общих чертах можешь рассказать об этом хоть всей галактике, мне наплевать. Но… если бы СБ получила эти материалы, они в конце концов оказались бы в руках Иллиана. А он не сумел бы утаить их от графа или графини — хотя, не сомневаюсь, попытался бы. Или, в конечном счете, от Майлза. Можешь себе представить, как эту дрянь смотрят граф, графиня или Майлз?

Она втянула воздух сквозь зубы. — Начинаю понимать.

— Подумай над этим. Я подумал.

— Лейтенант Айверсон был в ярости, когда вломился туда и обнаружил оплавленные картриджи. Он собирается подать протест по своим каналам.

— Пусть его. Если СБ выразит протест по поводу меня или моих людей, я выставлю свой — против них. Например, где они к чертовой матери были последние пять дней? Я без жалости и угрызений совести востребую этот долг с кого угодно, вплоть до Иллиана. Только пусть перейдут мне дорогу, и… — его враждебное бормотание смолкло.

Лицо Елены было зеленовато-бледным. — Мне… так жаль, Марк. — Она нерешительно коснулась его руки.

Он крепко вцепился в ее запястье. Ноздри Елены раздувались, но она даже не поморщилась. Он сел прямее; точнее, попытался сесть. — Да как ты смеешь меня жалеть! Я победил. Прибереги свое сочувствие для барона Риоваля, если тебе надо. Я его сделал. Одурачил. Побил в его же собственной игре, на его поле. Я не позволю тебе обратить мою победу в поражение ради твоих чертовых… эмоций. — Он выпустил ее руку. Она потерла запястье, спокойно на него глядя. — Вот в чем вопрос. Я могу избавиться от Риоваля, если мне дадут это сделать. Но если они будут слишком много знать — если у них будут эти чертовы записи, — они никогда смогут оставить это дело в покое. Чувство вины возвращало бы их к этому снова и снова, а они заставляли бы возвращаться меня. Не хочу, чтобы меня вынудили всю оставшуюся жизнь сражаться с Риовалем у себя — или у них — в голове. Он мертв, я жив, и хватит на этом.

Он замолк, потом фыркнул. — Согласись, для Майлза это было бы особенно скверно.