Танец отражений

Когда про прошествии бесконечного времени его оглушающая головная боль и острая резь в желудке только-только начали стихать, в дверь постучали. Он перекатился на кровати с приглушенным стоном. — Кто там?

— Елена.

Марк зажег свет и сел в кровати, прислонившись к резному изголовью орехового дерева и запихнув за себя подушку, чтобы в спину не впивался чертовски твердый выпуклый узор из листьев. Ему не хотелось разговаривать с Ботари-Джезек. И вообще ни с одним человеческим существом. Он перезастегнул рубашку — посвободнее. — Заходи, — пробормотал он.

Она осторожно перешагнула порог, лицо ее было серьезным и бледным. — Привет. Ты как, нормально?

— Нет, — признался он.

— Я пришла извиниться, — сообщила она.

— Ты? Передо мной? За что?

— Графиня рассказала мне… кое-что о том, что с тобой произошло. Извини. Я не понимала.

Его снова препарировали заочно. Он точно мог это сказать по тому потрясенному виду, с каким Ботари-Джезек глядела на него: словно сейчас на ее глазах его туго набитый живот располосовали от сих до сих и вывернули наизнанку для аутопсии. — Ах, черт. И что она теперь рассказала? — Он с трудом напрягся, пытаясь сесть прямее.

— Майлз уже кое-что говорил об этом, но не прямо. Тогда я не поняла, насколько все было плохо. А графиня рассказала мне как есть. Что с тобой сделал Гален. Про изнасилование шоковой дубинкой и, гм, нарушения в еде. И все прочие тоже. — Она отводила взгляд от его тела, глядя Марку лишь в лицо и выдавая этим непрошеную глубину своих новых знаний. Елена с графиней должны были проговорить часа два. — И все это он тщательно рассчитывал. Вот что самое ужасное.

— Не уверен, что с шоковой дубинкой он рассчитал специально, — осторожно начал Марк. — По-моему, Гален был не в себе. У него крыша съехала. Не бывает таких прекрасных актеров. А, может, начиналось все по расчету, но вышло из-под контроля. — Тут он в полной беспомощности взорвался: — Черт!!! — Ботари-Джезек аж подлетела в воздух. — Она не имела права говорить об этом с тобой! И ни с кем другим! Я вам что, к черту, лучшее шоу в городе?

— Нет-нет! — Ботари-Джезек успокаивающе развела ладони. — Ты должен понять. Я рассказала ей про Мари, эту блондиночку-клона, с которой мы тебя застали. О том, что, по моему мнению, тогда случилось. Я обвинила тебя перед графиней.

Он застыл, вспыхнув от стыда и нового страха. — А я думал, что ты расскажешь ей об этом первым делом. — Или все его, как он считал, сложившиеся отношения с графиней, были выстроены на гнилом фундаменте и теперь обрушились, превратившись в руины?

— Она так сильно хотела, чтобы ты был ей сыном… я не могла решиться. Но сегодня вечером я так на тебя разъярилась, что все выболтала.

— И что произошло тогда?

Ботари-Джезек изумленно покачала головой. — Она настолько бетанка… Настолько странная. Когда ты представляешь, где сейчас ее мысли, то никогда не угадаешь. Она ни капельки не удивилась. А потом все объяснила мне… У меня было такое ощущение, словно мне мозги вывернули наизнанку, да еще хорошенько прочистили щеткой.

Марк чуть не расхохотался. — Судя по описанию, типичная беседа с графиней. — Удушающий страх начал таять. Она не презирает меня.

— Я ошибалась насчет тебя, — упрямо заявила она.

Он досадливо развел руками. — Приятно знать, что у меня есть такая защитница — но ты не ошиблась. Должно было случиться именно то, о чем ты подумала. И я бы совершил это, если бы смог, — горько признался он. — Меня остановила не добродетель, а то, что мне некогда хорошенько промыли мозги под высоким напряжением.

— О, я не хочу сказать, что я ошибалась в фактах. Но я толковала твои поступки под влиянием собственной злости. Я и не представляла себе, какими систематическими пытками тебя воспитывали. И как сильно ты сопротивлялся. Думаю, я на твоем месте просто впала бы в кому.

— Ну, так плохо было не всегда, — с неловкостью признался он.

— Но ты должен понять, — упрямо повторила она еще раз, — что произошло со мной. Дело в моем отце.

— Что? — Ощущение было, словно его голову резко развернули налево на девяносто градусов. — Я знаю, какое к этому имеет отношение мой отец, а твой-то каким боком?

Она принялась ходить по комнате. Готовясь к чему-то. Когда она заговорила, то выпалила все единым махом: — Мой отец изнасиловал мою мать. Вот так появилась я, во время барраярского вторжения на Эскобар. Я узнала об этом несколько лет назад. Поэтоиму я болезненно чувствительна ко всякому насилию. Я его не выношу, — она стиснула кулаки, — и все же оно во мне. Я не в силах от него сбежать. Поэтому мне было очень трудно увидеть тебя ясно. У меня было такое чувство, словно последние десять недель я гляжу на тебя сквозь туман. А графиня его рассеяла. — Действительно, взгляд ее больше не был обжигающе холодным. — И граф мне тоже помог; не могу передать, насколько.