Танец любви

— Да ты что, Глеб. Я давно тебе ботинки новые припас. Раньше не было твоего размера. А теперь пойдем ко мне, толковые ботинки, с хрустом.

— Заодно подберешь Димке Разину, — небрежно бросил вице-сержант. — У него тоже износились.

Стасик принес новые ботинки. Они были впору. Почистив их бархоткой, Сухомлинов пошел искать Димку. Тот еще продолжал дуться. Но тут, увидев на Глебе блестящие ботинки, не выдержал:

— Как тебе это удалось, Глеб?

— Я шел к ним, как Ньютон: постоянно думал о них, вот и все. — Глеб засмеялся. — Чудак, иди к Тиграняну. Он ждет в каптерке, как великого князя ждет…

Димка Разин расплылся в улыбке, забота друга подкупила. И это, видимо, было началом потепления с его стороны.

«Вот он, женский характер в мужском облике, — почему-то подумал Глеб. — Много ли ему надо, всего-то внимания…»

Майор Лошкарев оставил второй взвод в классе истории сразу после урока. Перед экзаменами стоило поговорить.

— Вот здесь суворовец Парамонов с книгой одной носится. Понимаете, предлагает разбогатеть… — У майора напряглись мышцы лица, и он обвел всех выжидательным взглядом. Суворовцы оживились, а Саня Вербицкий съязвил:

— Не будь богатым, чтобы не стать рогатым.

Все засмеялись.

— Так вот, — майор нервно потер ладонью щеку, — богатство — это профессионализм. Великолепно знать свое дело — именно за это будут ценить на службе и платить хорошие деньги. Плохой офицер, в чинах ли он, при деньгах ли он, все равно как человек, братцы, бедный…

— Товарищ майор, можно вопрос? — встал Тигранян. — Я чего-то недопонял. Если дослужился до полковника… значит, и профессионал… Иначе как же?

— Ты, суворовец Тигранян, не в детском саду, — отчеканил Лошкарев. — Не хватает собственного ума, займи у товарища…

В класс вошел преподаватель истории, майор Лукин. Лука-мудрец попросил помочь вынести стенды. И майор выделил Горлова и Шарикова. Они развернули стенд, и все в классе ахнули. На обороте — жирная надпись масляными красками: «Все девки — курвы!»

Лошкарев изрядно удивился:

— Надо же! А я и не знал.

А Лука-мудрец лишь хитровато покачал головой.

Мишка Горлов знал, кто это сделал. Однажды дежурный по роте послал Макара Лозу в класс истории что-то подкрасить… Вот он и подкрасил, излив свое недовольство увольнением.

Мишка, будучи рядом, съязвил:

— И все, Макар, потому, что другие достаются другим.

…Майор Лошкарев с ехидцей проводил за дверь стенд.

— Растет у меня дочка… Ведь растет кому-то?..

— Только не за военного, — подсказал Тарас Парамонов.

— Почему? — наивно удивился Лошкарев. — Я же военный. И ничего.

Серега Карсавин лукаво подсказал:

— Не все же в суворовском…

Лошкарев расправил широкие плечи, меж бровей легла упрямая складка.

— Но не все же и в Афгане были, — обиделся майор: Карсавина Лошкарев недолюбливал, но держал себя с ним корректно.

Серега пожал плечами.

После собрания Тигранян нашел вице-сержанта Сухомлинова.

— Слушай, Глеб, ты не в обиде? — смотрел он заискивающе, старался понравиться.

— Кончай обирать ребят. Смотри, вынесем на кадетское собрание. Это тебе не взводное! Крохоборство, как известно, кадета не украшает!

Стасик нерешительно помялся возле вице-сержанта. Он понимал, что с Сухомлиновым он сделал промашку, и теперь не знал, как его подмазать.

— Ладно уж, Глеб, Бог с ними, пирожными. А вкусные были, черт, побери!

42

Димка облизал пересохшие губы. Даже и не верилось, что по химии пронесло. Сдавал он по выбору, что не могло не понравиться Марии Николаевне.

— Если б ты, Разин, не был лентяем, из тебя вышел бы неплохой химик. Честное слово, ведь есть в тебе что-то…

Сдав химию, Димка был на седьмом небе: о своих химических способностях он был совсем иного мнения.

— Мария Николаевна, «что-то» у меня есть по каждому предмету. А нужно, думаю, что-то большее.

Соколянская, по прозвищу Хлор, покачала головой и доверчиво улыбнулась: Димка, типичный гуманитарий и словоблуд, ей нравился.

В дни экзаменов в роте шаманили. По вечерам из окон второго этажа снежной метелью летели клочки разорванных тетрадей — такова уж традиция, глупая, конечно, но большинство пацанов в этом беспощадном уничтожении находили прямо-таки удовольствие.

Командир роты, майор Шестопал, грозился нарядами: ничего не помогало — по утрам у казармы плац снова устилался школьной бумагой, словно лебяжьим пухом, и заранее выделенные дежурным по роте уборщики старательно подметали этот теперь никому ненужный мусор.

Потому Димка страшно удивился, когда увидел, как Глеб аккуратно увязывал бечевкой стопку тетрадей.

— Ты что, в своем уме?

— Димочка, в своем, — спокойно уверил его вице-сержант. — Пригодятся. Ведь жизнь на этом не кончается.

Димка почесал затылок.

— А мои, как гуси-лебеди… — вдруг весело засмеялся он. — Да Бог с ними. Жизнь на этом не кончается!

На экзамене по истории Лука-мудрец ввел новшество: говорят, сейчас это практикуется. Он разбил всех на пары и попросил одних экзаменовать других, а сам вместе с ассистентами строго, из-под очков, наблюдал за тем, чтобы было все достойно.