Танец Грехов

— Мы убьём этого человека, подобно тем ягнятам, Бушуй. Пойдём, ты, как сын вождя, должен это видеть. — Пусть боль терзала душу старика, но он знал, что так будет правильно. Иначе, из мальчика вырастет слабый вождь, а слабый вождь умертвит их и без того несчастное племя.

Когда пленника уложили на камень и связали его руки и ноги и разорвали одежды на груди, заворошил снег. Людям это понравилось — видимо, Карачун рад своей жертве.

Костры горели высоко как никогда. Шесть буйный фонтанов пламени лизали огненными языками небо, освящая капище.

Бушуй смотрел на всё это и старался не заплакать. Он ведь мужчина, будущий вождь, а слёзы — это женское дело!

«Я буду сильным! Самым сильным вождём!»

И тут, словно слыша его мысли, отец широким жестом руки подозвал сына к себе. Старый волхв, нехотя отпустил его из рук.

— Братья и сёстры мои! — зычно прогремел Бык, стянув медвежью морду со своей головы. Ветер раздувал длинные, толстые локоны чёрных волос. — Это мой сын — Бушуй! Он, согласно всем нашим обычаям, займёт моё место, когда боги призовут меня к себе!

— Бушуй! — в радостных криках отозвалась толпа. — Сын Быка!

— И сегодня, он лишит жизни этого обитателя каменных лесов! И будет эта славная жертва Карачуну!

— Славная жертва! — отозвалась толпа. — Славная!

Старик Вторак невольно сжал посох, когда Бык вручил Бушую жертвенный клинок. Рукоять этого таинственного, древнего ножа оплела чёрное, острое, как клык дракона, лезвие. Ходили слухи, что этот клинок был дарован тысячелетия назад Чернобогом и каждая отнятая, с помощью этого кинжала жизнь, переходила во владение к палачу. Ходили слухи, что именно так можно было обрести бессмертие.

Все умолкли. Снег ворошил всё сильнее, а шипение костров только усиливалось. Дул северный, пробирающий до костей ветер. Казалось, всё умерло.

Бушуй неуверенно взял протянутый его отцом клинок. Ощутив холодное дерево на своих пальцах, он вздрогнул. Будто бы тысячи душ, заточённых в этом кинжале, просили помощи. Чёрное, как густая тьма, лезвие, скалилось.

Мальчик знал, что должен поднести клинок к сердцу жертвы и со всей силы вонзить его. А после вычертить круг и, несмотря на отвращение, вырвать сердце и со смирением положить на алтарь. Тогда старцы и старухи воспоют древние песни, а он перестанет быть ребёнком. Много-много лет назад то же самое сделал его отец, став мужчиной. Теперь, этот рубеж придётся переступить и ему.

— Мальчик… не надо, слышишь? — забормотал пленник, видя, как кинжал вырастает над ним. — Я ведь… ничего тебе не сделал! Ниче…

— Заткнись, жертва, — прогремел голос отца. — Прими свою смерть достойно. И молись своим мнимым богам!

Беловолосый попытался проглотить страх. Он не думал, что закончит свою игру так быстро. При нём лишили жизни ещё четверых пленников. Одному отрезали голову и вздели на кол, другого лишили и рук, и ног, бросив на съедение волкам, остальные два бросились бежать, но зачарованные тёмной силой стрелы пронзили их прежде, чем те скрылись в лесу.

А теперь, настала его очередь.

Мальчик поднёс руку к оголённой груди. На обнажённом теле пленника снежинки таяли очень быстро. Тело его было уродливо — повсюду шрамы, ожоги и царапины. Ветер развевал разорванный амбалами чёрный костюм.

— Ты… плохой? — почти шёпотом проговорил мальчик, прикасаясь холодным, чёрным лезвием к телу.

Беловолосый молчал. По лицу ручьём бежали слёзы.

Бушуй было хотел пронзить дрожащую грудь своей жертвы, но в последний момент остановился, лишь тонкой линией проведя по телу.

— Я не могу… — со слезами на глазах признался мальчик. — Я не убийца.

Но никто не успел ответить. Чёрные вороны взмыли в небо, а в чащобах леса появились они. Демоны из железных лесов.

Глава XII. Капкан

1

Неделей ранее…

Язычники, иноверцы, предатели, еретики… Каких только не называли странных людей из чащ древних лесов, живущих поодаль от всякой цивилизации. За время непродолжительной службы в «Князе II», номер 120 и номер 123 усвоили это особенно хорошо.

Кир без конца повторял одни и те же слова: «Грязные ублюдки, верящие в ложных идолов». Эту мантру он повторял раз за разом, на сборах и утром и вечером, и перед, и после тренировок, и до, и во время штурмов. А ведь с их службы в этом дрянном отряде прошло всего-навсего две недели, но дерьма за шиворот им уже успели наложить по самые верха…

Стоя на широком, старом, заледенелом и промёрзшем плацу, 120 — высокорослый, широкоплечий, худощавый юноша, с глазами цвета льда, на чьём лице только-только проклёвывалась тщедушная бородка и 123 — беловолосый, с глупой стрижкой, похожей на штрих-код, не такой рослый (чуть ниже первого) и широкий в плечах, с кошачьими, ярко-жёлтыми глазами и с обезображенным шрамами и ожогами лицом. Правая его рука была закована в железный протез. Их лишили имён всего недавно, но казалось, будто прошла тысяча лет. Любое упоминание своего прошлого жёстко пресекалось. Сказал своё когда-то родное имя — и вот ты уже бежишь двенадцатый круг подряд, выплёвывая свои лёгкие. И это самое лёгкое наказание.