Танеев

Шаг за шагом, расширяя круг выводов и наблюдений, он создал грандиозную систему учения о многоголосии, по глубине и широте охвата материала не имевшую в те годы себе подобных.

Как крупнейший музыкант своего времени Танеев глубоко понимал исторический процесс эволюции музыкального искусства. Он учил ценить в прошлом прекрасное, сильное, вечное, не забывая в то же время о нуждах своей эпохи, о судьбах развития современной музыки.

Занимаясь нидерландцами, Генделем, Бахом, Танеев никогда не терял связи с истоками отечественного многоголосия.

В книге «Подвижный контрапункт» он подытожил и систематизировал достижения мастеров строгого стиля и обосновал новые приемы полифонического развития.

Контрапункт для Танеева никогда не был самоцелью.

Он видел в нем лишь могучее средство для развития техники, мелодического начала в музыке.

Сергей Танеев увидел свет в ноябре 1856 года. Три месяца спустя скончался Михаил Иванович Глинка. Письма и записи последних лет жизни творца «Руслана» были опубликованы в 80-х годах. Их читал Чайковский. Мимо них не мог пройти Танеев. Эти поздние годы Михаила Глинки, малопродуктивные на первый взгляд в смысле создания новых сочинений, были, по словам Бориса Асафьева, периодом напряженной работы интеллекта, неутомимых исканий.

Композитор в эту пору «крепко замкнул свое сердце, сделавшись точильщиком собственной мысли и техники».

Перелистывая письма Глинки начала 50-х годов, мы наталкиваемся на поразительное временами созвучие этих строк с помыслами и исканиями молодого Танеева, На это впервые обратил внимание Борис Асафьев. То же пристальное, пытливое чтение древних — Гомера, Софокла, Эсхила, Овидия, классиков XVIII века, «энциклопедистов». В музыке — глубокое изучение наследия Генделя и Баха, Глюка и Моцарта.

Оба русских художника помышляли не о реставрации отжившего, потерявшего всю прелесть живого непосредственного чувства. Пытаясь разгадать законы, управляющие музыкальным мышлением, они видели в полифонии одно из сокровищ, добытых коллективным созданием человечества в борьбе за новые формы общения.

Танееву в его поисках в какой-то мере помог Спиноза, под воздействием которого он пребывал долгие годы. Не праздной затеей была попытка композитора представить в виде графической таблицы формул все 36 теорем из первой части «Этики».

Высшей формой логического познания, учил нидерландский философ, является математический метод, Танеев поставил своей задачей совлечь покров полу-мистической таинственности, окутавшей учение о контрапункте. Сделать учение более простым и доступным благодаря применению простейших алгебраических приемов.

В качестве эпиграфа к книге о подвижном контрапункте он предпослал цитату из Леонардо да Винчи: «Никакое человеческое знание не может претендовать на звание истинной науки, если оно не прошло через математические формы выражения».

Много лет спустя, словно перекликаясь с московским учителем, неустанно твердил своим питомцам Александр Глазунов:

— Не пренебрегайте «сухой материей» полифонической науки! Математика — ключ к объяснению всевозможных явлений мира: физики, механики, астрономии. Полифония — наша математика, без нее нет настоящего знания музыки, не может быть умения мыслить музыкально.

Наконец в средине лета на последней странице рукописи появилась многозначительная надпись: «Демьяново. 1 июля 1906 года».

Прошло, однако, еще три года без малого, прежде чем книга, изданная фирмой Беляева в Лейпциге, увидела свет.

Работа над текстом продолжалась и в корректурах вплоть до выхода книги из печати в мае — июне 1909 года.

3

10 января 1907 года, через год с небольшим после завершения Шестой струнный квартет вышел наконец на эстраду в концерте Общества камерной музыки в Петербурге.

Шестой квартет, по словам Бориса Асафьева, был «книгой книг» русской квартетной музыки.

В камерном наследии Танеева он остался вершиной, к которой сошлись все пути, пройденные композитором в поисках художественной правды.

Мастерство изложения, развитие и разработка тем доведены до высокого совершенства. Красота, выразительность и свобода голосоведения — до мыслимого предела. Архитектура всего «здания» стройная, легкая от первого до последнего такта.

Мы видим, как из тематического зерна главной партии первой части вырастают образы центральных частей квартета — элегического адажио сериозо и порывистой темпераментной жиги. В заключительных тактах финала суровый и властный унисон всего ансамбля утверждает главную тему в основной тональности, «сопрягая конец с началом».

По богатому и сложному единству построения Шестой квартет — чудо музыкального искусства.

«В спокойном, уверенном мастерстве С. И. Танеева, — писал впоследствии А. В. Оссовский, — в его самообладании, даже в моменты сильного душевного напряжения, узнаешь те же черты, которые придают такую возвышенность и мужественную серьезность художественному облику Баха…»

Но, собственно, мысль о совершенстве формы приходит позже.