Тамплиеры Пролетариата

"И как слоны перед тем, как умереть в пустыне, бросают в небо отчаянный взгляд, в безнадежности вытягивая хобот и расслабляя инертные уши, так и псы расслабляют свои инертные уши (анатомическая точность — А.Д.), поднимают головы, вытягивают шеи и…"

Что они сейчас начнут делать?

"… и принимаются лаять один за другим…"

Дальше следует серия метафор их лая, которая может служить парадигмой для описания неописуемого.

"принимаются лаять один за другим как ребенок, орущий от голода, как кошка, пропоровшая себе живот о конек крыши, как женщина, собирающаяся рожать, как больной, издыхающий в госпитале от чумы, как юная девушка, поющая утонченную мелодию."

Этот метафорический ряд ставит нас в особое отношение к звуковому восприятию: нежный женский голос и вопли кошки с разорванными внутренностями или хрипы умирающего выстраиваются в одну линию лишь у существа, обладающего предельного иной психической конституцией, нежели обычная нервно-эмоциональная система человека. Даже неразумные младенцы дифференцируют позитивный и негативный звуковые ряды — несмотря на все культурные или этнические особенности. Это значит, что автор пребывает в мире потусторонних псов, где царствуют иные законы и иные соответствия. Как лают псы, теперь понятно. (Понятно?) На что они лают?

"на звезды севера, звезды востока, звезды юга, звезды запада;"

Обратите внимание на последовательность упоминания сторон света — вначале север, потом восток, потом юг, потом запад. Крест ориентаций соответствует полярному, годовому движению солнца, против часовой стрелки. Это знак левосторонней свастики.

"на луну, на горы, похожие издалека на вздыбленные скалы, торчащие в темноте;"

(Беспрецедентно авангардно сравнение горы со скалой!)

"на холодный воздух, который они вдыхают полными легкими и который делает их ноздри пылающими и красными; на тишину ночи; на сов, чей косой полет срезает им кончики носов и в чьих клювах трепыхается лягушка или мышь (живая пища и столь приятная для птенцов); на кроликов, появляющихся и исчезающих в мгновение ока; на преступника, который спешно скачет на своей лошади, совершив преступление; на змей, которые шевелят папортники, заставляя собачьи шкуры дрожать, а собачьи зубы скрипеть; на свой собственный лай, который пугает их самих;"

Это очень важная деталь: собаки лают на лай, воют на вой, пугаются страха, сходят с ума от безумия. В мире абсолютной агрессии Лотреамона нет начальной точки, которая в результате литературного процесса диалектически отрицалась бы в дальнейшем. В этом его сущностное, радикальное отличие от сюрреалистов, которые начинали с нормы и двигались к безумию. Лотреамон начинает с безумия и движется внутрь него. Это особая диалектика, доступная лишь псам. Которые лают "на жаб, которых они перекусывают одним движением челюстей (зачем так далеко удаляться от болота?);"

Примечание Лотреамона, помещенное в скобках, свидетельствует о его снисходительности и заботе о легкомысленных читателях, заходящих в поисках смысла слишком далеко (от болота).

"на деревья, чьи едва дрожащие листья скрывают столько тайн, в которые им хотелось бы проникнуть своими пристальными, разумными глазами;"

Снова прямое указание на эмерджентность псов, возникших ниоткуда и очутившихся в полном уме и психическом равновесии в мире, пронизанном безумием и необъяснимостью предметов.

"на пауков, зависших на их огромных лапах или лезущих на деревья, ища спасения;"

Скорее всего, пауки успели свить себе паутину между собачьих лап за то время, пока они пристально взирали на деревья, пытаясь их понять.

Видимо, это длилось довольно долго. Может быть, несколько дней.