Тамо далеко (1941)

— Ну, чего такой кислый? — улыбнулся Милован и сразу стал похож на молодого Ярослава Гашека.

И Арсо тоже довольно улыбается и тоже молодой — им всем лет по тридцать-тридцать пять, Тито с его полтинником на их фоне стариком выглядит. А про меня и речи вообще нет, внешний вид подкачал, недоросль несмышленый, кого волнует что внутри я даже старше Тито?

По результатам разведки Арсо изменил план — штурмовать предстоит не ратушу, а холм с батареей. Сперва накрыть его минометами, погасить прожектора, а потом ударной группой, в которую включить артиллеристов, захватить пушки. И вот тогда появится шанс не пластаться в лобовых атаках, а сбить макаронников с позиций огнем орудий.

Не удержался я и вякнул, что еще лучше вообще не атаковать город, потому как не партизанское это дело. Надо не в лоб, а как вода между пальцами. После таких рассуждений меня, как паршивого щенка, натыкали носом в приказ — у нас народно-освободительная армия или где? Политическому руководству виднее, а наше дело исполнять, и нехрен тут нюни распускать. Ну да, а я как тот лейтенант, все по своему окопу меряю.

Тем временем подтянулись командиры батальонов, им выдали карты и даже по моему настоянию провели разбор будущих действий — на карте, с описанием сигналов и процедур связи. В идеале надо бы на местности такое делать или на крайняк на макете, но не при нашей бедности и спешке.

Атаку назначили на четыре утра, вечером, перед выдвижением, я собрал своих и Лука задвинул им речь. Ну, как он умеет — борьба с оккупантами, пролетариат, свобода и все такое. Пока он говорил, я ловил вопросительные взгляды из строя и по окончании добавил от себя:

— Нам предстоит еще долго воевать. С немцами, с итальянцами, с усташами, с чертом и дьяволом. А для этого нужны хорошая обувь, хорошая одежда, оружие, боеприпасы. Завтра у нас будет шанс все это получить задаром.

Бойцы повеселели.

— Но только если мы разобьем итальянцев. Командиры взводов и отделений, ко мне.

Раскидали задачи, определили порядок действий и вперед, на рубеж развертывания, пока ночь и нас никто не видит. Головные батальоны дороги в город уже разрушили, выставили засады, чтоб на помощь никто не пробился и тихонько выдвинули передовые роты поближе к блок-постам.

Штурм начался с большого шума на на дороге в Приеполье. Итальянцы на разборки отправили из Плевли сперва роту, а как ее на дороге почти всю положили пулеметным огнем, так и целый батальон.

Следом атаковала Западная колонна, а Северная начала обстрел со склонов холма Голубинье. Итальянцы раскочегарили прожектора на Стражице и осветили подступы. У меня мелькнула мысль, что сейчас самое время засейвиться, да только это совсем не компьютерная стрелялка и я неприлично хрюкнул, успев заткнуть себе рот белой повязкой. Марко, Лука и Бранко, лежавшие ближе всех, недоуменно посмотрели на меня, но тут с холма Велика Плешь бахнули партизанские минометы, все три штуки. Оставалось только молиться, чтобы они попали по Стражице, а не по нам, залегшим у его подножья. И не по саперам-смертникам, уползшим вперед резать проволоку.

Итальянцы немедленно ответили, но пока шла пристрелка с обеих сторон, мы лежали на месте, разве что слегка перемещались к более удобным укрытиям. Через десять минут наши минометы замолчали, уж не знаю, разбили их или просто кончились боеприпасы, но такой нужный размен совершили: накрыли четыре из пяти прожекторов.

— Наше время, ребята, вперед!

Во мраке, еще более густом после угасания ослепительных лучей, мы молча рванулись вверх по склону. Впереди, стараясь как можно быстрее выйти на дистанцию гранатного броска, неслись мальчишки, даже не взявшие с собой винтовок — только пистолеты.

Итальянцы засекли нас, когда до них оставалось метров пятьдесят.

— Огонь! Все огонь! Прикрыть бомбашей!

В цепи загрохотали пулеметы и застучали винтовки, прямо через мою голову бахнули шесть тромбонов — наствольных гранатометов, найденных Глишей еще на Ужицкой фабрике. Наверху холма заполошно кричали на языке Петрарки, еще несколько секунд — и туда полетели ручные гранаты, взметнулись фонтаны огня, по ушам ударил слитный грохот. Полыхнуло навстречу, полетели ошметки, я от неожиданности присел и зацепился штанами за колючку, но через секунду вскочил и бегло высадил на крики всю обойму.

Штурмовики ворвались на холм, закидывая итальянцев гранатами и поливая перед собой из шмайсеров.

Взрывы, вонь тротила, пороха, крови и нечистот, свист пуль, злобные крики, развороченные гранатами тела — перед нами разверзся ад. Падали бойцы, сжимали зубы, лезли вперед, в упор ударили наши пулеметы, скашивая итальянцев…

После прорыва через пехотное прикрытие саму батарею мы взяли неожиданно легко, но в ответ по нам начали стрелять, кажется, все что могло нас достать из города. Наши артиллеристы, набранные с бору по сосенке, пытались развернуть пушки под командой Бранко и теряли людей под свинцовым ливнем. Да и остальным тоже приходилось несладко, хоть они и заняли опустевшие окопы, на брустверах которых остались лежать итальянцы в голубовато-зеленых шинелях и фетровых шляпах с перьями воронов.