Там, за передним краем

— Девушки, а если нам написать письмо родителям Дины и Наташи, рассказать об их подвиге, о жизни нашей…

Света, направившаяся было к выходу, повернулась к командиру с широко раскрытыми от удивления глазами. Потом радостно хлопнула себя по коленям.

— Товарищ командир, — сделала шаг к Лаврову, — да вы у нас гений, ну настоящий психолог. Я бы сейчас с удовольствием вас поцеловала. Жаль, субординация не позволяет. Это же надо такое придумать!

— Да не я это придумал. Замполит полка подсказал.

— Все равно молодец. Быть вам генералом или профессором. Это точно. У меня глаз-ватерпас. Девочки, где у нас бумага, авторучка? Сейчас я цветы со стола уберу. Садитесь, товарищ сержант. — Света подвинула ближе ящик из-под снарядов, заменявший табуретку.

— Только вот что, — усаживаясь за стол, сказал Вадим, — я, к сожалению, не знаю, как имя, отчество матери Дины. У Наташи — Евдокия Георгиевна, а у Дины…

— Марина, — обратилась Света к Степаненко, сидевшей ближе всех к выходу, — а ну-ка сходи, узнай. И скажи, пусть пока не заходят. Потом узнают почему.

Через минуту Марина вернулась и сказала:

— Анастасия Романовна.

— А теперь всем тихо, — распорядилась Удальцова, — командир думает, сейчас будет сочинять.

Лавров подвинул лист бумаги, начал писать, проговаривая написанное вслух:

— «Дорогая Анастасия Романовна!

Спешим сообщить, что ваша дочь Дина жива и здорова, вместе с нами бьет фашистских стервятников. Воюет она очень хорошо. Недавно была с подругой на охоте»…

— Не надо «на охоте», — воспротивилась Света. — Не поймут, подумают, что охотником заделалась, пушнину или мясо добывает. Лучше — в засаде. Это более по-военному.

Все согласились с Удальцовой.

— Хорошо, зачеркиваю «на охоте», пишу «в засаде». Дальше. «Ночью на них напали фашистские разведчики. Одного из них Дина застрелила из винтовки, а другого они с подругой оглушили, связали и потом притащили в плен. За этот подвиг Дина награждена орденом Славы III степени, а ее подруга — медалью «За отвагу».

Дина — меткий стрелок. На ее счету уже не один уничтоженный фашист. Живет и воюет она в коллективе девушек, где ее очень любят. Она хорошая подруга, надежный товарищ.

Мы говорим Вам большое спасибо за то, что воспитали Дину храброй, мужественной, настоящей патриоткой нашей Родины».

— По-казенному получается, — проговорила Марина Степаненко.

— Но это же не личное письмо, а официальное. Так я понимаю, товарищ сержант? — обратилась Лида Ясюкевич.

— Да, письмо подпишет майор Воронков, ну и я от вашего имени.

— А по-моему, неплохо будет, — высказала свое мнение Аня Шилина. — Официально, солидно. Моя бы мамочка с таким письмом пол-Ленинграда обежала…

— В конце надо передать всем труженикам совхоза фронтовой привет, — предложила Надя Чуринова, — пожелать им успехов в труде, а Анастасии Романовне — доброго здоровья. И попросить ее написать нам о своих делах и делах совхозных.

Против этого предложения никаких возражений не последовало.

Аналогичное письмо было составлено и Евдокии Георгиевне Самсоновой.

Позвали Наташу и Дину. Сержант зачитал им написанное.

— Да вы что! — замахала руками Наташа. — Никому не писали, а нам вдруг написали. Надо бы сначала Наде Чуриновой домой послать, а потом уж другим.

— Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, — подвела итог Надя. — Другим — в следующий раз.

— Только у меня одна просьба, — вступила в разговор Дина. — Разрешите адрес на конверте мне написать самой. А то мама увидит чужой почерк, испугается: подумает, что со мной что-то случилось. Ей может стать плохо. У нас в поселке был случай, когда вернулось назад письмо, посланное на фронт. Тетя Ульяна получила его (это она писала сыну), глянула на конверт и упала в обморок. В углу конверта было написано: «Уб. 25.10.42 г.» Сбежались соседи. Она пришла в себя, голосит: «Убили моего Андрюшеньку!» А он через неделю письмо присылает с новым адресом. Какой-то идиот вместо «убыл», написал «уб,» две буквы поленился добавить. А женщина чуть на тот свет не отправилась. Потому уж конверт я сама подпишу.

То же сделала и Наташа.

После ужина Вадим долго ходил с Николаем по тропинке около густого сосняка, рассказал ему о беседе с замполитом полка, поинтересовался, как бы Николаев отнесся к тому, чтобы дать ему рекомендацию в партию.

— О чем разговор! — ответил тот. — С большим удовольствием. Я же верю тебе, как самому себе.

Придя в землянку, Лавров сел за стол поближе к «сталинградке», чтобы светлее было, и начал писать:

«В партийную организацию управления полка.

Прошу принять меня в ряды Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Хочу идти в бой коммунистом».

Несколько раз перечитал заявление. Дал посмотреть Николаеву. Тот одобрил текст, сказал, что все нормально.

Хозяин высоты — хозяин боя

На следующий день Лавров, Чуринова, Кулдзиня и Степаненко рано утром отправились на передний край. Через оптические прицелы внимательно изучали высоту, мокрую низину, которая вела к топкому болоту.