Там, где раки поют

– Ну вот и отыскал. – Киа впервые улыбнулась. Глаза были у него те же. Тяготы меняют лица, но глаза – окно в прошлое, и Киа разглядела в них прежнего Джоди. – Джоди, мне так больно за тебя. Я тебя нисколько не виню. Ни ты, ни я не виноваты, мы оба жертвы.

Джоди улыбнулся:

– Спасибо, Киа.

Оба едва сдерживали слезы, оба прятали глаза.

Помолчав, Киа сказала:

– Ты не поверишь, но Па одно время обходился со мной по-доброму. Стал меньше пить, учил меня рыбу ловить, и на лодке мы с ним много ходили, избороздили все болото. Но потом опять запил, а вскоре исчез.

Джоди кивнул:

– Да, знавал я его и с хорошей стороны, но без бутылки он долго не мог продержаться. Он как-то обмолвился, что всему виной война. Я теперь понимаю, как она корежит человека. Но нельзя вымещать злобу на жене, на детях.

– А Ма, остальные? Ты слышал о них хоть что-нибудь? Где они сейчас?

– О Мэрфе, Мисси и Мэнди ничего не известно. На улице встречу – не узнаю. Разметало всех в разные стороны. А Ма… вот еще почему я хотел тебя разыскать, Киа. О ней есть новости.

– Новости? Какие? Рассказывай. – Руки у Киа похолодели до кончиков пальцев.

– Ничего хорошего, Киа. Я всего две недели как узнал. Ма умерла два года назад.

Киа поникла, спрятала лицо в ладонях. Из горла вырывались тихие всхлипы. Джоди потянулся к ней, но Киа отстранилась.

– У Ма есть сестра, ее зовут Розмари, она пыталась нас разыскать через Красный крест, когда Ма умерла, но не вышло у нее ничего. И только два месяца назад вышли на меня, через армию, помогли связаться с Розмари.

Киа хрипло прошептала:

– Все эти годы Ма была жива. День за днем я ее ждала, высматривала на тропинке. – Она встала, оперлась о раковину. – Почему она не вернулась? Почему никто мне не сказал, где она? А теперь поздно.

Джоди тоже встал, обнял, несмотря на ее сопротивление.

– Прости меня, Киа. Присядь. Расскажу тебе, что я узнал от Розмари. – Он дождался, пока Киа сядет, и продолжил: – Ма, когда ушла от нас, была больна – тяжелый нервный срыв; она вернулась в Новый Орлеан, свой родной город. Она была больна, телом и душой. Я немножко помню Новый Орлеан. Мне было лет пять, когда мы оттуда уехали. Помню только красивый дом с большими окнами, а за окнами сад. Но когда мы сюда перебрались, отец запретил все разговоры о Новом Орлеане, о бабушке с дедушкой. И постепенно все почти стерлось из памяти.

– Я не знала.

– Розмари рассказала, что их родители с самого начала были против брака с Па. Когда Ма с Па уехали в Северную Каролину, у них не было ни гроша за душой. Спустя какое-то время Ма написала Розмари, жаловалась на жизнь – мол, живет она в хижине посреди болота, а муж-забулдыга колотит ее и детей. А спустя годы вдруг объявилась. В своих любимых туфлях под крокодилову кожу. Грязная, со спутанными волосами. Несколько месяцев Ма молчала, ни слова не говорила. Жила в своей бывшей комнате в родительском доме, к еде почти не притрагивалась. К ней приглашали, ясное дело, докторов, но никто ей помочь не мог. Мамин отец связался с шерифом из Баркли-Коув, спросил, где ее дети, но ему ответили, что за болотным людом следить – гиблое дело.

Киа не сдержала всхлип.

– Наконец, спустя почти год, у Ма случилась истерика и она сказала Розмари: кажется, я бросила детей. Розмари помогла ей написать письмо Па с просьбой отпустить нас в Новый Орлеан. Па ответил угрозами: если она вернется или свяжется с кем-то из нас, то он нас изувечит. И Ма знала, что это не пустые слова.

То самое письмо в голубом конверте. Ма спрашивала про нее, про них про всех. Ма хотела ее увидеть. Но последствия оказались совершенно иными. Письмо разъярило отца, и он снова запил; Киа потеряла и его. Она не сказала Джоди, что до сих пор хранит в баночке пепел от письма.

– Розмари говорила, что друзей Ма так и не завела, за стол с семьей не садилась, ни с кем не общалась. Лишила себя всех радостей жизни. Со временем она начала говорить – и через слово вспоминала детей. Розмари сказала, что Ма любила нас всю жизнь, но ее надломила мысль о том, что мы пострадаем, если она вернется, а если не вернется – останемся брошенными. Она от нас ушла не ради другого мужчины – она повредилась в уме, не понимала, что делает.

– Отчего она умерла?

– Лейкемия. Розмари говорит, ее можно было спасти, но Ма отказывалась лечиться. Просто истаяла, и два года назад ее не стало. Розмари сказала, что Ма как жила, так и умерла – во тьме, в молчании.

Они притихли. Киа вспомнилось стихотворение Голуэя Киннелла, которое Ма отметила в сборнике:

Я счастлив, что всему конец:
Осталось у меня лишь сожаленье,
Что я так страстно жить хотел.
     …Прощай.

Джоди встал:

– Пойдем со мной, покажу тебе кое-что.